Эта петербургская лаборатория Фаминцына, для которой сняли несколько комнат на Среднем проспекте Васильевского острова, имела свои интересные особенности. Хотя Андрей Сергеевич был завзятый ботаник, он всю свою долгую жизнь возился с микроорганизмами. Ботаник и микробиология? Не каждый держит в уме, что бактерия — это растение и что одноклеточная водоросль — микроорганизм.

Еще в шестидесятые годы Фаминцын, тогда магистр, принялся выращивать у себя дома, на Седьмой линии Васильевского острова, при свете керосиновой лампы, одноклеточные водоросли. Тем самым он первым в мировой науке доказал, что растения могут развиваться при искусственном освещении столь же успешно, как и при солнечном. Но все-таки почему он отдавал предпочтение одноклеточным растениям?

Он считал, что у природы таким путем легче выведывать ее тайны — организм, состоящий из одной клетки, сравнительно прост, многие проявления жизни тут на виду.

Из лаборатории Фаминцына вырос постепенно большой институт физиологии растений Академии наук с десятками сотрудников, со многими отделами и лабораториями. Помещается он теперь в Москве.

… В осеннюю и зимнюю пору Ивановский сидел в лаборатории на Васильевском невылазно. Они работали бок о бок, учитель и ученик, во многом похожие друг на друга — оба замкнутые, суховатые и оба очень серьезные. Особенно Ивановский. В юношеском его дневнике есть запись: «Я не понимаю, как можно просидеть весь длинный вечер и все время болтать только пустяки. Мне всегда нужно, чтобы речь доставляла какую-нибудь пищу уму, хоть небольшую».

Андрей Сергеевич ценил серьезность Ивановского и поручал ему самостоятельные исследования, когда тот был еще студентом. Так начались поездки Ивановского на юг России для изучения болезней табака.

Куда как интересны болезни табачного растения! Даже заядлый курильщик отмахнется от такой скучной темы. Однако же научные искания полны неожиданностей. И вот одна из них: изучение болезней табака натолкнуло молодого Дмитрия Ивановского на открытие, которое во всем мире признается ныне равнозначным левенгуковскому. Потому и надобно остановиться на табаке несколько подробнее.

…В 1560 году Жану Нико, французскому посланнику при лиссабонском дворе, подарили горсточку цветочных семян, привезенных португальцами из Нового Света. Семена были взяты от растения, неизвестного в Европе. Его называли, со слов индейцев, «табакко», или «табаго». Цветет растение, говорили Жану Нико, долго, цветки его днем почему-то не пахнут, зато после захода солнца испускают пряный и какой-то беспокоящий аромат. Нико отправил семена с подробным письмом во Францию. Парижские цветоводы стали разводить заморскую новинку, и вскоре «табакко» попал в другие страны Европы. Потом ботаники в честь Нико дали растению латинское название Nicotiana tabacum.

Второе, видовое название, — индейское, как мы уже знаем. Индейцы так называли свои курительные трубки — табакко. Но есть и другое предположение: название растения происходит от острова Тобаго, что в Карибском море.

С курильщиками табака европейцы познакомились задолго до того, как Нико отправил пакетик семян в Париж. В 1492 году участники экспедиции Колумба, высадившись на Кубе, с изумлением наблюдали полуголых медно-красных людей, ловко пускавших дым изо рта и из носа. Пришельцы видели потом дымящих людей и в других местах вновь открытого континента. Ацтеки и мексиканские индейцы глотали дым из трубок, утолщенных и загнутых на конце, кубинцы посасывали палочки, скатанные из подсушенных листьев.

Дурные обычаи перенимаются почему-то быстрее и легче, нежели хорошие. В Европе, несмотря на строгие запреты, появлялось все больше и больше дымящих людей.

Табак распространялся с завидной быстротой, уже не как цветочное растение, а как одурманивающее зелье. А вот картофель и томаты, завезенные из Америки в ту же эпоху, что и табак, кое-где в Старом Свете власти силой принуждали разводить и потреблять в пищу.

Табак, томат и картофель принадлежат к одному семейству пасленовых (в этом же семействе дурман, белладонна, белена и много других ядовитых растений). Но если картофель в конечном счете стал для миллионов людей вторым хлебом, если томат — помидор, богатый витаминами, истинное украшение стола, то вот табак давно уличен, как опаснейший отравитель. Одной капли химически чистого никотина— яда, содержащегося в табаке, достаточно, чтобы умертвить человека.

В 1604 году английский король Джеймс выпустил «контрпропозицию табаку». Курение, говорится в этом документе, «обычай, отвратительный для глаза, ненавистный для носа, вредный для груди, опасный для легких; в черном табачном дыме — ближайшее сходство с дымом преисподней». Ходили слухи, будто взрыв королевского негодования вызван был тем, что Джеймсу, когда он решился сделать затяжку, подсунули вместо легкого табачку злейшей рубленой махорки. Как бы там ни было, «контрпропозиция» не возымела никакого действия. Переняв у ацтеков загнутые трубки, англичане дымили вовсю и у себя дома, и на всех океанах, и в портовых кабачках.

Возможно, что не так бы легко распространялся табак в Старом Свете, если бы правители европейских стран в конце концов не усмотрели здесь большой для себя выгоды. Чем наказывать тех, кто разводит курительный табак, и тех, кто им торгует, чем предавать анафеме курильщиков, — не лучше ли брать с них со всех денежки в казну?! Так возникла табачная монополия — исключительное право государства разводить табак, либо взимать большие деньги с тех, кто это право перекупит. И табак стал теснить сады и виноградники, цветники и огороды. Под табак отводят на юге Европы лучшие земли, овеваемые влажными морскими ветрами, которые этому растению весьма любы.