Это вызвало очередной взрыв хохота.

Я и сам едва сдержался, чтоб не улыбнуться. Просто прекрасно. Ничто так не расслабляет, не лишает бдительности, как веселье. Смейтесь, морось небесная, вам недолго радоваться.

— Лезь давай, недоносок, — проворчал бородавочник, — Ехать уже надо, Чумной долго ждать не будет.

Чумной… Я сразу же отметил это прозвище, отложил в закрома памяти. Если все эти страдания я испытываю из-за него, ему не поздоровится.

Заскрипела телега, качнулась. В едва приоткрытые глаза было видно, что справа от моей ноги прутья посередине вдруг стали падать, и я не сразу сообразил, что это боковая створка. Щербатому помогли её опустить, и потом тот запрыгнул к нам.

— Носатый, сгоняй к повозке, новый кол вези.

— А чего я?

— Ох, сопли Хмарочьи, вы у меня хрен платы дождётесь!

Беззубый, забравшись в повозку, присел, испуганно оглядываясь то на прикованную парочку, то на меня, то на упыря. У телеги вскоре замаячила ещё одна тень, и стукнулся об пол новый колышек:

— Давай, Щербатый, поторапливайся.

— Да сейчас я, сейчас.

— Колдунью там помацай, — весело бросил кто-то, — Ох, она тоже хороша, ледяная жопа!

— Да тут с ней здорово повеселиться можно, висит удобно, — с готовностью отозвался Щербатый. Ему явно надоело, что все ржут над ним, и очень хотелось посмеяться вместе с компанией.

Он склонился над моей ногой, звякнула цепь, зашуршала солома под колышком. Я едва не выругался… Вот же Тьма беспощадная, как неудобно он стоит, не могу его перекинуть. Всё наперекосяк.

— На! — вдруг заорал бард, и Щербатый охнул, словно от пинка.

Я и забыл, что у парня ноги были вполне свободны.

Щербатый упал мне на бедро. Я тут же дёрнул ногой, которую беззубый не успел ещё прицепить, подбросил его, и тот с диким криком кувыркнулся через меня.

И прямо в объятия спящего упыря.

Тварь завизжала, хватая орущего надсмотрщика, защёлкала пастью по живой плоти. А я хлестнул ногой в сторону открытого проёма, пытаясь достать цепью ещё хоть кого-нибудь.

— У-и-и-и!!! — кажется, любопытному Носатому тоже прилетело.

Ну, а теперь просто не двигаться… Упырь, когда пробует свежую кровь, сразу приходит в лютую ярость, и резко прибавляет в силе. Странно, что эти недоумки не знали об этом, иначе упырь бы не сидел на тонкой цепи.

Мало того, они ещё и все кинулись на тварь со своими копьями. С тупыми копьями…

Я всё же не сдержался, растянувшись в улыбке. Тупые недоумки с тупыми копьями. Чехлы же снять надо, вы, вестники тупости!

Вой вконец обозлённого упыря, порвавшего узы «броши хозяина», едва меня не оглушил. Когда он выпрыгивал, то всадил когтистую ногу мне в грудь, чтобы оттолкнуться. Телегу качнуло от прыжка твари в открытую створку.

А-а-а!!! Прилетевший конец порванной цепи здорово задел мне висок. Я попытался открыть глаза, но тело старательно хотело потерять сознание, и на секунду мир поплыл.

Крики и стоны резко сместились куда-то в сторону, ушли далеко за телегу. Раздалось жалостное ржание, мгновенно сменившееся булькающим хрипом. Не сразу я понял, что мир плывёт и качается не только потому, что мне прилетело по голове…

Повозка несётся!!!

Смердящий свет, Отец-Небо, достучись до бедной лошади, она же убьёт нас. Я-то ладно, лежу, считаю удары затылком по доскам. А вот несчастные бард с колдуньей… Даже меня, привычного к жестокостям, покоробило от того, как их крутило на цепях.

Сбоку замелькали колосья полевой травы, стебли захлестали по прутьям, забрасывая нас пухом и семенами. О, этот пьянящий запах свободы!

Ауч!!! Ох-х!!!

Лошадь явно залетела не туда, куда надо. Повозка подпрыгнула особо сильно, меня шарахнуло по стенке, жерди с треском выгнулись. Меня потащило в другую сторону и едва не вынесло в открытый проём, но болтающейся створкой мне же и прилетело перед тем, как эта створка оторвалась.

Цепь на левой руке не выдержала, звякнув на прощание, и я свесился с края повозки — по моей многострадальной заднице мягко зашуршала полевая трава. Романтика…

Впереди посреди поля высилось одинокое дерево, небо за ним окрасилось в розовый, и я даже позволил себе восхититься. Чёрствая душа Тёмного Жреца вновь училась ценить красоту.

— Расщелину мне в душу! — выругался я, увидев в предрассветном сумраке огромное бревно.

Толстая высушенная коряга едва выглядывала из разнотравья, и лошадь явно не увидела её. Налетев на препятствие, коняга с диким ржанием перекувыркнулась через бревно, исчезнув в траве, и унеслась дальше.

А вот наша повозка…