Разбудил Андрея Попова ослепительный солнечный луч, ударивший прямо в лицо. Где-то рядом скрипели тележные колеса.

Андрей поднялся, зашагал на негнувшихся ногах к дороге. Хотел окликнуть проезжего мужика, но только надсадный хрип вырвался из горла.

Мужик, заметив вывернувшегося из-за стога человека, сам придержал лошадь. Он смотрел с любопытством и страхом на окостенелое лицо с воспаленными глазами, на пропыленную насквозь одежду, на тонкие пальцы, сжимавшие саблю. Страховитым показался незнакомец, непонятным, но мужик успел заметить гонцовскую шапку на его голове и опустил поднятый было кнут. Андрей тяжело повалился на телегу, на шершавые доски, слегка притрушенные сеном, прохрипел:

— На княжий двор гони… Быстрей… Быстрей…

Бойко застучали копыта. Телега подпрыгивала на ухабах, опасно кренилась, и Андрей боялся теперь одного — как бы не упасть на бегущую под ним землю, ибо подняться еще раз он не сможет. Он прижимался к доскам животом, грудью, лицом, раскинутыми в стороны руками.

Солнце перевалило за полдень.

Великий князь Дмитрий Иванович Московский пировал в набережных теремах, куда ветер с Москвы-реки надувал живительную прохладу. Искрился золотистый мед в широких чашах. Пили за князя Владимира Серпуховского и Боровского, славного воина и достойного владетеля двух княжеств. Кто осмелился бы в такую минуту прервать великого князя, державшего речь о дружбе и приязни к своему любимому двоюродному брату?!

Но бесплотной тенью проскользнул дворецкий, тронул великого князя за рукав. Великий князь Дмитрий Иванович гневно скосил на него глаза, со стуком поставил кубок на дубовый стол. Тихие слова: «Вести с Дикого Поля!» — мгновенно притушили вспышку гнева. Не оглядываясь на притихших бояр, Дмитрий Иванович поднялся и зашагал к низкой дверце, за которой скрывалась потайная каморка.

Было 23 июля 1380 года.

Была первая прямая весть о выступлении правителя Большой Орды темника Мамая, которого ждали давно, но которое все равно показалось неожиданным.

А спустя семь недель была Куликовская битва…