Мама на похоронах не плакала, не бросалась на гроб, как другие женщины, она как бы окаменела от горя, «тронулась», как говорили в толпе.

Тот день был одним из самых тяжелых дней моей жизни: я очень любил отца.

Правда, все происходившее на площади я воспринимал, как нечто нереальное, не имеющее отношения ни ко мне, ни к моей семье. Похоронный марш, сентябрьское солнце в погнутых медных трубах оркестра, запах влажной глины из огромной могилы, длинный ряд окрашенных охрой закрытых гробов — все это как сквозь дым, как во сне. Что-то тогда как будто остановилось во мне: словно я не понимал, что это хоронят моего отца.

И только на обратном пути, когда мы с мамой возвращались с площади, случайная встреча разбудила меня, заставила почувствовать и по-настоящему пережить все.

Мы шли вдвоем, я впервые в жизни вел маму под руку. Она не плакала и ничего не говорила. Многие перегоняли нас, — некоторые смеялись, радовались — наконец-то победа! — другие плакали — те, кто похоронил родных.

На углу Проломной улицы нас обогнал человек в драной коричневой сермяге, я его не сразу узнал. Он шел быстро, легко и широко помахивая правой рукой, вполголоса напевая, — вначале я не разобрал слов. А когда разобрал — будто кто ударил меня в самое сердце!

— Гробики сосновые… гробики дубовые!.. — радостно и беспечно мурлыкал прохожий.

Оставив маму, я рванулся за ним. Неожиданной и страшной силой налились руки. Но, видимо почувствовав мой взгляд, человек в сермяге обернулся. Это был Кичигин.

Задыхаясь от ненависти, я несколько секунд неподвижно смотрел в его сытое, довольное лицо. Потом оглянулся — нужно было найти камень или палку, чтобы ударить этого гада.

Но поблизости ничего не оказалось. С перекошенным от испуга лицом Кичигин воровато скрылся в ближайшей калитке.

Когда мы вернулись к себе в подвал, Подсолнышка и Стасик бросились к нам навстречу.

— Где вы были? — требовательно спросила меня Подсолнышка.

— Мы… мы ходили смотреть новый дом, куда переедем.

— Опять буржуев дом?

— Да.

— И в нем опять пол будет красивыми клеточками?

— Да.

— И большие зеркалы тоже будут?

— Будут.

Я повернулся и пошел к двери, чтобы сестренка не видела моего лица. На пороге оглянулся — мама сидела у стола, положив на колени руки, неподвижно, как мертвая.

Мы Подсолнышке так и не сказали о гибели отца, и она еще долго, до самой своей смерти, ждала его возвращения. Бедная девочка!

Вот тот далекий скорбный день и был последним днем моего детства…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.