Все время думаю о своей принцессе. Как пес на привязи, далеко от нее отойти не могу. Стоит уехать, как меня ломать начинает. Тело болит и в голове пустота. Все симптомы налицо.

Знаю, это болезнь. Неизлечимая.

Безумие со сладким послевкусием.

Руки, будто своей жизнью живут, к груди тянутся, обхватывают упругое полушарие. В моей девочке все идеально, словно под меня сделано. Грудь легко в ладонь ложится, будто там ей самое место. Чуть сжимаю, тут же ощущаю, как отзывается ее тело, как напрягается сосок и она, чуть прогнувшись в пояснице, голову мне на грудь откидывает.

– Марк, - шепчет так сладко, что в груди печь начинает, - а как же закат?

Чего? Закат? Сейчас, только из марева своего вынырну, и вместе это кино досмотрим. Или ну его, а?

– К черту закат! – голос внезапно осип, будто, кто-то переключил невидимый тумблер. Моя девочка, такая маленькая, вертит мною, как хочет.

– Ты же обещал, - напоминает так не кстати.

А у самой голос прерывается, завелась моя малышка, с пол оборота, как обычно. Ее реакция с ума сводит, мозги напрочь отшибает. Наверное, поэтому я хочу всегда держать ее при себе. Чтобы все знали, что моя она. Даже кольцо заказал уже. Для принцессы нельзя из магазина, только эксклюзив нужен. Чтобы только она, единственная, с таким была. Любит малышка красивые жесты, это я давно приметил. Точно принцесса! А мне бы и простой росписи в загсе хватило. А, если бы прямо там надевали ошейник, не позволяющий от меня сбежать, совсем хорошо было бы. Как у заключенных, ага.

Ой, бляяяя! Точно свихнулся! Такой бред в голову лезет!

– Раз обещал, значит, будет закат, - хриплю ей в ухо.

Завелся так, что в паху ноет и руки дрожать начинают. А ей бы закат. Совсем же башкой тронусь. Так и до психушки недолго!

Руку ей в трусики просовываю, касаюсь укромного местечка, и меня током прошибает. Даже пот на висках выступил. А она еще стонать начинает, попой о мой пах трется. Точно кошка, в руку мне течет.

– Марк, - стонет томно. – Пожалуйста.

Что пожалуйста? Остановиться уже не смогу. Я с ней дурею, как пацан малолетний становлюсь. Каждый раз, как первый. Сколько бы не трахал ее, всегда хочу больше. Это диагноз, блять.

– Хочу тебя, принцесса, - шепчу ей в ухо.

Шорты вниз спускаю, в нее вхожу. Аккуратно, не торопясь, но даже так в глазах все плывет. Ощущение дикого, животного восторга, помноженное на удовлетворение от ее хриплого вскрика. Вжимаюсь всем телом, стараясь заполнить ее всю. И моя девочка назад подается, облегчая мне задачу.

От первого же движения по телу волна проносится, нарастая с каждым толчком. Ничего особенного же не делаю, а меня уже клинит, как ненормального. От ее отклика ведет. Как же сладко она стонет! Как туго сжимается! Как тут сдержаться-то? Как башкой не тронуться?!

Ее оргазм накрывает, а меня, будто, волной намагниченной окатывает. С каждым разом все слаще ощущения. Разве такое возможно? Не поверил бы, если бы кто-то раньше сказал. А теперь во мне что-то поломалось, ее оргазм ощущаю, как свой собственный. Или все смешалось уже? Это чистое безумие, захватило и не отпускает.

– Ты неисправим, - говорит Вероника, возвращая меня в реальность.

Это правда. Я болен тобой, девочка. Ты себе даже не представляешь, насколько все серьезно.

Солнце опустилось за горизонт, а мы, кажется все пропустили.

– У нас будет еще много таких закатов, обещаю, - шепчу ей в ухо.

Она только плечом ведет. Хрен поймешь, что это значит. В плечо ее целую, чтобы выкинула из головы все свои обиды. Не хочу портить момент. Она хорошо придумала, нам нужно было остаться тут наедине. Чтобы никого из посторонних, даже близко, не было.

– Есть хочешь? – спрашиваю.

– Немного.

Наш ужин остался почти не тронутым, девочка так смотрела на закат, что забыла о нем. И я вместе с ней. Сейчас самое время к нему вернуться. Веронику из рук не выпускаю, на себя тяну, заставляя упасть мне на колени. Помогаю разместиться ко мне лицом. Будто, исчезнет она, если только отпущу на секунду.

Сам кормить ее буду, нечего эту важную миссию кому-то доверять. Лучше нее с этой задачей справлюсь.

Ой, дурак ты, Одаевский! Совсем крышей поехал!

– Я сама могу, - пытается сопротивляться малышка.

Ага, можешь. Сожру тебя, вот что!

Ягоду из рук моих берет губами, пальцы чуть прихватывает и в глаза игриво заглядывает. Шальная моя девочка, вкуснее любых ягод. До инфаркта доведет характером своим и глазищами этими колдовскими. Еще и виноградинку с грозди отрывает и к моим губам подносит. С огнем играет, не иначе. Улыбается хитро, по губам ягодой проводит. Осмелела малышка, быстро учится.

Как оголенным проводом по нервам, ее взгляд в душу пробирается. Вся она во мне давно, под кожей сидит, нутро наизнанку выворачивает.

Вероника по члену попой ерзает, на неприятности напрашивается. Дерзкая стала, а раньше боялась меня.

– Осторожно, принцесса, - предупреждаю, - сожру ведь.

– Я не боюсь тебя, Одаевский, - заявляет смело. Снова по фамилии обращается, знает, как не люблю этого.

Ягодицы ее руками сжимаю, кровь по венам бежит быстрее. Не за себя боюсь, за нее. С цепи сорвусь, не выдержит моего напора. Маленькая же совсем еще.