– Ир, – тихо спросила она, передавая вымытые тарелки, – а что ты имела в виду там, в машине?

Ирина подняла на Татьяну недоуменный взгляд.

– Ну, когда сказала, что вы его косяк исправляли.

– А! – Ирина хохотнула. – Ну, всего тебе точно знать не надо. Но мы с девчонками очень развлеклись, названивая в твой отдел кадров!

– В смысле? – Татьяна аж чашку в таз уронила.

– Не разбила? – Ира подняла мыльную посудину. – Смотри, а то порежешься.

– Ир, зачем вы звонили в мой отдел кадров?

– Ну, Леха не знал, как к тебе подкатить. Решил, что лучший вариант – устроиться в твой отдел. Но он же не подходил вроде как, совсем…

– Ну… да… Но очень тяжело было найти координатора.

– Ага, это потому, что у Тайки нашелся какой-то умелец, который заблокировал эту вакансию, а чтобы ваши кадровики ничего не заподозрили, мы туда звонили и писали с совершенно дурацкими вопросами. Было Лехино резюме и куча идиотских наших! – Ира снова усмехнулась. – Было весело.

Татьяна переводила ошарашенный взгляд с Иры на Таю.

– А что ты на меня смотришь? Я вообще не звонила, – оправдывалась Тая. – Мне девчонки сказали, что у меня голос детский.

Женская компания дружно захохотала.

– Мне вашу девочку Машу было даже чуть-чуть жалко, – улыбнулась Настя.

– Он хоть как, нормально у тебя работает? – почему-то с недоверием спросила Катя.

– Он? – Татьяна опустила взгляд и покраснела. – Да… Очень хорошо. Там завал был дичайший. Иначе я его не взяла бы… – помолчала. – Он все разгреб, сейчас текучка только на нем и держится.

– Да, наш Леха – он такой! – гордо подтвердила Тая.

– Тайка! – Катя укоризненно на нее смотрела.

– А я что? – искренне удивилась девчушка.

– Какое ты все же еще дите, – вздохнула Настя, скосив взгляд на Татьяну.

– Да чего вы на меня наезжаете! – возмутилась Тая. – Я его сто лет знаю! И если он классный, я всем скажу, что он классный!

– Классный, – улыбнулась ей Татьяна, а голос дрожал от еле сдерживаемых слез.

– Да! – невозмутимо продолжила Тая. – Он надежный очень. Леха сказал – Леха сделает.

– А вот и он, легок на помине, – заметила Катя.

Татьяна посмотрела на ворота. Там парковалась каршеринговая машина. Из нее уже успел выскочить веселый Рыжий, размахивающий бутылкой пива. Потягиваясь, стоял у забора Серега. Кто-то еще незнакомый вышел с переднего пассажирского. Наконец, мотор заглох, и, хлопнув дверью, вышел Лешка.

– Да, – Ирина забрала у Татьяны из рук нож и огурец. Та даже не заметила. – Что-то он невеселый какой-то…

К вновь приехавшим подошел Андрюха, обнялись, поприветствовали друг друга. Андрей, всучив Лехе какую-то сумку из багажника, отправил его к женскому столу.

– Девочки, – строго скомандовала Катя.

Татьяна с опозданием поняла, что женщин как ветром сдуло. Она осталась одна. И тут Леха поднял взгляд.

Замер. Дышать. Как дышать? Посмотрел на нее, обернулся, поискал ребят. Нет никого рядом. Понятно. Подстроили. Выдохнул, пошел к столу.

– Таня?

– Леш…

Она приготовила кучу умных фраз, просьб о прощении, объяснений своих слов, но сейчас поймала его взгляд, и поняла – не сработают. Ничего не сработает. У нее последний шанс, или она потеряет его навсегда. Вышла из-за стола ему навстречу, замялась, обхватила себя руками.

– Это ребята тебя привезли?

– Да, то есть, нет, – мотнула головой. – Я сама напросилась. Я хотела… Леш, я хотела тебя попросить, – голос предательски дрогнул…

– О чем? – он вроде как совершенно буднично поставил сумку из машины рядом со столом, засунул руки в карманы.

– Леш, женись на мне, пожалуйста, – говорила шепотом, не могла унять дрожь в голосе, а слезы все же покатились.

Он не поверил тому, что услышал:

– Что?

Утерла слезу:

– Женись на мне, – ее плечи дернулись, еще раз.

– Таня, ты… – наверное, он и сам не понял, что хотел сказать. Но не выдержал, шагнул к ней, вытер слезы. А она только этого и ждала, кинулась ему на грудь и в голос разревелась.

– Лешка, я дура, я знаю. Прости меня, пожалуйста. Я испугалась. Это трусость, просто трусость. Не уходи, я прошу тебя, не уходи. Я хочу, – всхлипнула, – я очень хочу быть твоей.

Зажмурился, как от боли. Склонился над ее волосами. Помедлил секунду и обнял. Родную, любимую, глупую, свою… Татьяна рыдала у него на груди.