Шрифт:
«Уничтожил? Разве?» — все думал Джоэл, хотя усталость раненого просила поверить всеобщему ликованию. Может, и уничтожил. Маска раскололась, тени расползлись, рассыпались. Чтобы добраться до этой маски, он пожертвовал собой, открывшись удару пятерни когтей. Но последний вопль Легендарного напоминал злорадный смех, подсказывая: он не повержен, еще не все закончено. Они нанесли друг другу тяжелейшие травмы, но не убили до конца.
— Знаешь, Джо, я раньше паршиво думал про Умана… Но он, похоже, остался твоим другом. На самом деле. В общем, у вас одна группа крови. Ну, вот он первый свою отдал, хотя все ему говорили, что Верховный Охотник не обязан, — сбивчиво продолжал Ли, стремясь рассказать все, что пропустил раненый напарник, но забывая назвать хотя бы дату и сезон. — Он прибежал сразу, взвинченный такой, растрепанный. Бакенбарды топорщатся, глаза безумные. Сказал: «Плевать мне, что обязан Верховный!». И еще где-то сутки все спрашивал о тебе, приходил раз двадцать. Энн мы тогда не сказали. С Батлером сидели вдвоем все там же… Ждали-ждали… Это… Это было невыносимо, Джо! Не делай так больше, пожалуйста!
Ли вздрогнул всем телом, отшатнулся и заплакал, согнувшись пополам. Тревога выплеснулась из глаз, он провел невесть сколько дней в немом ожидании чуда или катастрофы. Джоэл хорошо помнил, как сам ждал выздоровления любимого несколько лет назад, когда они помирились после ссоры, как днями и ночами ожидал новостей от врачей, как каждая минута тянулась годами. И даже когда Ли пришел в себя, Джоэл боялся, что состояние любимого может резко ухудшиться. Наука, конечно, помогала спасать жизни, но некоторые порой внезапно умирали, хотя все обещали им скорое восстановление. Но ему повелел выжить сам Страж Вселенной.
— Тихо, Ли, все в порядке, — ласково сказал Джоэл, едва уловимым жестом призывая Ли подойти. Осунувшееся лицо возлюбленного разлиновали дорожки слез, глаза покраснели. Он виновато опустил плечи, шмыгая носом:
— Прости, я идиот. Обещал себе держаться. Это я должен успокаивать тебя и поддерживать. Просто… когда ты был без сознания и никто не говорил, очнешься ли ты, мы так… так боялись! Я боялся, что больше… Больше никогда… Джо, я просто хочу, чтобы мы поскорее вернулись домой. Вдвоем.
— Домой? — улыбнулся Джоэл. Поддерживать… Что же поделать, если ему на всю жизнь отвели такую роль. Он поддерживал Ли, как Энн своего друга детства, Батлера.
— Да, твоя мансарда стала для меня домом. Я это понял перед тем проклятым дежурством. Хотел сказать тебе. У меня есть дом. Там, где живешь ты, — это и есть мой дом. И… я все думал: неужели не скажу, не успею…
— Видишь, успел.
Ли успокоился, крупные капли еще висели на ресницах, но он привычно улыбался, уже по-настоящему:
— Да, успел. Но теперь надо скорее поднять тебя на ноги.
Джоэл едва заметно кивнул в ответ, в тот день он с удивлением понял, что у него есть друзья. Есть те, кто готовы помочь ему, а не только принять помощь и взвалить свои проблемы. И он не чувствовал себя обязанным этим людям. Он дорожил ими, ими всеми, и надеялся, что скоро сможет снова защищать их.
Но время продолжало тянуться, обретение голоса не делало пребывание в госпитале интереснее. Чем больше прояснялось сознание, чем меньше давали обезболивающих, туманящих разум, тем дольше длились дни бездействия и неизвестности.
Ли утверждал, что в городе все в порядке, вернее, настал порядок: после внезапной эпидемии превращений в Кварталах Ткачей и Шахтеров бунтовщики притихли, на заводах больше не устраивалось стачек. Простой люд понял, что никто, кроме охотников, не оградит их от того зла, с которым они все столкнулись под светом Красного Глаза. Многие узрели воочию Вестника Змея, поняли, что никто не держит его в цитадели, потому что тварь и впрямь собиралась из множества сомнов, пойманных в черный клубок щупалец.
— Вот такие дела и творятся, — рассказывал Ли. Потом приходил Батлер, и где-то в середине лета удалось повидаться с Энн. Она пришла уже сама, бледная, исхудавшая, но упрямая. Отсутствующую руку скрывала новая шинель наставника академии. Она, как и поклялась Стелле, вернулась к своей прежней работе. Похоже, достаточно успешно, потому что держалась прямо и уверенно.
— Ну что, Джо, обоим нам не повезло? Как будто злой рок какой-то, над всеми нами, — грубовато начала она, криво улыбаясь. — Но ты не унывай, я же… не унываю. У тебя вроде руки-ноги на месте. Если что, в академии встретимся. Главное, что жив.
Джоэл заметил, что ее лицо исполосовали новые шрамы. В то утро, когда ее искалечил сомн, они и не увидели, слишком потрясенные, чтобы засекать детали. Теперь в монотонной смене дня и ночи Джоэл сделался невероятно внимательным к любым мелочам. Он не привык к безделью, прояснившийся разум зацеплялся за движение пылинок и случайные пятнышки на серой гофрированной ткани ширмы. И заставлял нервно вздрагивать, когда неподвижность доводила до предела.
Хотя его переворачивали, заботливо протирали влажной губкой — иногда врачи, иногда друзья — помогали немного двигаться, берегли от пролежней. Он не сопротивлялся, стремился к движению. Но оставалось просто ждать, коротая зыбкое время, плавясь от нежеланного жара лета.