Джолин покраснела от нескромных намеков. Похоже, весь Вермело знал, как именно Ли привык «утешать», а уж тем более «радовать». Джоэл молча скрежетнул зубами: «Нарочно ты, что ли? Или ревнуешь?».

Так или иначе, оба напарника — сначала Мио, потом Ли — покинули пекарню, оставив с Джолин наедине. Охрана из Цитадели не торопилась, лазутчиков неестественно обостренное чутье не отслеживало. Складывалось впечатление, что гарнизон сработал быстро и чисто. Оставалось только удивляться и радоваться, чем и занялся Джоэл, помимо этого помогая Джолин наводить порядок. Вот только связный разговор не получался, точно Ли утащил с собой весь талант к складыванию нежных признаний. Да и Джолин выглядела слишком напуганной и подавленной.

— В том, что случилось, нет никакой твоей вины, пойми, — неловко начинал Джоэл.

— Я понимаю. Понимаю, — кивала Джолин, старательно натирая тряпкой столешницу. — Все хорошо! Все очень хорошо! Спасибо вам!

Повсюду рассыпалась мука из мешков, перемешавшись с сажей. Если уж Джолин предстояло и дальше жить в пекарне — похоже, именно так условились с Верховным Охотником, — следовало помочь ей создать хотя бы видимость уюта. Эти стены наверняка давили на нее, и Джоэл хотел бы забрать страдалицу к себе в мансарду. Хватило бы места и на троих. Внизу комната Мио неплохо делилась пополам, но охотникам запрещалось селить рядом с собой тех, кто не принадлежал к их своеобразной закрытой касте — ни слуг, ни возлюбленных со стороны.

«Ничего, как нога заживет, путь от мансарды до пекарни будет казаться коротким. А уж дорогу я найду теперь и с закрытыми глазами», — успокаивал себя Джоэл, дивясь, почему его не покидает смутное беспокойство. На всякий случай он перечитал еще раз все, что значилось в постановлении Умана Тенеба, которое убедило охотников. Нет, все верно — Джолин оставалась в пекарне как важный свидетель. Без права переселения, но на свободе.

— Видишь, теперь это все твое. Будешь печь булочки, если захочешь. Без гадких записок, — утешающе говорил Джоэл, обнимая сидящую за столом Джолин за плечи. — А не захочешь, можешь заняться чем-то другим. Что тебе нравится? Ох, Джолин, порой мне кажется, я совсем тебя не знаю. Вот Ли, оказывается, рисует неплохо. А у тебя есть что-то… такое же?

— Нет, не знаю, — отрешенно отозвалась Джолин. — В детстве я знала только священные тексты.

— В трущобах читают священные тексты?

— Секты, наверное. Я плохо помню, — растягивая слова, ответила несколько отрешенно Джолин, дотрагиваясь до руки Джоэла, порывисто сжимая ее, а потом улыбнулась нарочито беззаботно: — Впрочем, это неважно. Если будет позволено, я хотела бы сохранить это дело. Печь пироги — чем не работа? Не хуже прочих.

— А ничего, что это будет напоминать, ну…

— Зерефа Мара? — обернулась Джолин.

— Да, — смутился Джоэл. Вопрос казался ему слишком личным. На выяснение причины кошмаров возлюбленного Ли ушли годы, а теперь он, дотошный старый охотник, будто наспех взламывал замок новой родной души. Снимал ненадежную корку со свежих ран.

— Ничего, — пожала плечами Джолин, совершенно не смущаясь. — Есть крыша над головой, есть дом, где не мучают — это хорошо. А что было в этом доме раньше, не так уж важно.

Простота ее ответов обескураживала, внушая недоверие. Но блестящие радостью глаза заставляли успокоиться. Взгляд прояснился, точно летнее небо, с которого долгожданный ветер согнал нежеланные тучи. Легкие порывы колыхали зеленеющие кусты хризантем под окном, в комнату сочилась умиротворяющая свежесть.

— Джолин, почему ты так долго терпела эту тварь? Этого пекаря! — недоуменно спросил Джоэл через какое-то время. Они успели расставить уцелевшую мебель и спешно потушили печь, открывая заслонки, чтобы не угореть. Привкус дыма неприятно напоминал о мрачном пространстве, где случился поединок с Вестником Змея. И не иначе сам Змей дернул теперь за язык. Джоэл предполагал, что задаст этот вопрос намного позднее, дав возможность Джолин прийти в себя, не касаясь ее болезненных воспоминаний.

— Сначала… он действительно удочерил меня, — на удивление спокойно начала она, отвлекаясь от подметания осколков. — Помог, когда мне некуда было идти. Жена его тоже мне очень и очень помогла. А потом она однажды заболела, где-то на месяц.

— Можешь не рассказывать, если это… — уже смутно догадывался Джоэл, не желая, чтобы Джолин снова погружалась в омут жуткого прошлого. Но она продолжала:

— После этого она перестала пускать к себе в кровать мужа. Зереф злился. И еще через месяц пришел однажды ночью ко мне. Я спала, а очнулась со связанными руками. Я ничего не могла сделать.

— Джо, не рассказывай, я все понимаю, — растерянно пробормотал Джоэл. Джолин нервно сглотнула, но осталась относительно спокойна. Ее глаза вновь ожесточенно стекленели, веник и совок выпали из рук. Закусив губы, она продолжала, точно каждым словом мучительно вытаскивая из ран кинжалы:

— Нет-нет, ты должен знать всю правду. Всю. Правду обо мне… После той ночи Зереф сказал, что я теперь продажная женщина. Шлюха! И никто уже не посмотрит на меня. Если бы кто-то посватался, он бы немедленно сказал, что у меня ужасная репутация. И что они, добропорядочные, только из жалости меня приютили, надеясь на то, что я исправлюсь.

— Но ведь все видели, что ты честно работаешь! — воскликнул Джоэл, подбегая к любимой, обнимая ее за плечи. Лишь бы согреть, лишь бы заставить забыть весь этот ужас унижения и неприятия себя.