В иллюзорном мире он не отрицал своих чувств, не прятался от них под напускной невозмутимостью. Он любил и боялся потерять. Он хотел приблизиться, закрыть собой от жадных ртов-папок бесконечной картотеки, согреть своим теплом, оградив от промозглого морока изменчивых улиц, где-то ли дома, то ли древние шкафы. Но рой документов чередой неразборчивых слов сковывал его, мешая сделать шаг, мумифицировал заживо, оборачиваясь вокруг рук и ног. Он тонул, пока Джолин и Ли уходили навечно. И брусчатка под их ступнями плавилась, обращаясь в пыль, устремляясь вверх. А над Вермело разверзался шторм, гигантская воронка, в которой парили трупы горожан.

Среди безумия конца летели каменные перья, и древний ворон возвещал:

— Асур должен пасть! Асур отравлен собственной жадностью.

Алые отблески неба прорезал голос непобедимой черноты, раскинувшейся кольцами Змея вокруг стены. Он смеялся, громко смеялся, до боли в барабанных перепонках:

— И кто же сразит меня? Страж Мира не придет, а последний Страж Вселенной в моих владениях бессилен!

— Я — Страж Вселенной! И тебе не победить! — кричал ему каменный ворон и устремлялся горящей стрелой вперед, в темноту. Он сталкивался со Змеем, разрывал кольца.

На мгновение завеса черноты пала, а за ней мелькнул зеленый свет маяка и кобальтово-синее море, катящее пенные валы прямо за стеной. Это его шум порой доносился до горожан. Это его запах витал в трущобах возле стены. Джоэл никогда не видел, но сразу узнал — да, это море. То самое, которое украшало когда-то конец Рыбной улицы, то самое, по которому ходили корабли с белыми парусами. И ноздри обласкал солоноватый дух свежего ветра пополам с горьким привкусом гниющих водорослей. Но все лишь на мгновение, на зыбкий отсвет секунды в чужом неверном сне. Бесчисленные кольца сомкнулись, каменный ворон прочертил по небу огненный след, отброшенный и опрокинутый. Змей побеждал, Змей возвещал апогей своего торжества. И Вермело терял море и надежду на спасение.

— Я за гранью Вселенной! Я есть новая Вселенная! Начало и конец всего сущего в искаженных Мирах Хаоса! Законы твоей Вселенной не действуют в моей! — шипел Змей и смеялся, отчего воронка расширялась, утягивая в бездну все больше стенавших жизней. Сон повторял вечный диалог, но на этот раз Джоэла душили не загадки смутных образов, а вопросы из реальности, которые в закоулках памяти перековались в чудовищ.

— Ты не победишь! — кричал ему голосом вьюги гигантский ворон и с упорством безумца устремлялся вперед. Сражались два чудовища, сцепились две тьмы, свились в танце боя. Каменные перья ударялись с металлическим лязгом о чешую, но чертили на ней лишь зыбкие вмятины. И новые души уносились в воронку, оставляя в призрачно-прозрачных домах лишь зыбкую оболочку.

«Да ведь так Змей и выбирает, кто обратится в сомна!» — бессознательной мыслью догадался Джоэл и сам почуял, что его влечет к краю небесного водоворота. Он не желал, цеплялся за фонарные столбы, за вывороченные камни, да только вместо них пальцы сжимали каменные надгробия. В Вермело не осталось кладбищ, а старыми плитами чинили выбоины улицы. Копыта топтали память прошлых времен, черту между датами — чью-то жизнь. А обращенным не оставалось даже памяти, кроме короткого прощания в морге цитадели. И все, за стену. Неужели прямо в море? Или Змею в пасть?

Хаос манил распахнувшейся бездной, скрипел и хлестал ветер, мимо проносились вывороченные кусты окровавленной черемухи. Пальцы окоченели и больше не слушались. Джоэл устремился в пустоту.

«Так и обращаются. Прости, Ли, это тебе придется меня убить», — успел подумать он, утопая в липком кружении бессмыслиц и жутких образов. Вокруг него вставала стена пламени, костер и пепел. «Я вернусь огнем. Своим самым страшным кошмаром», — читал он призрачные буквы, что возникали в пространстве воронки, где вихри закручивали узлы прошлого и будущего. Ничто не существовало, существовало лишь ничто. И Джоэл почти смирился.

Но его выбил обратно в город мощный удар — это каменный ворон врезался в правый бок мощным клювом, опрокинул в воздухе и выхватил из плена воронки, вырвал из смертельного потока.

— Думаешь, многих так успеешь спасти? — рассмеялся Змей и ударил ворона незримо колоссальной когтистой лапой. Черная гранитная птица взвилась вверх, закружилась, а из ран засочился чистый огонь.

Джоэл взирал на сражение в перевернутой перспективе спящего, лежащий посреди улицы. Он не определял, кто здесь зло, кто добро. Он слышал только море и понимал, что на этот раз не обратится в тех, кого уничтожал. И лишь дивился: где-то там, за невидимой гранью снов, велась борьба за души, за обращенных и проснувшихся. Но сон ведь лгал, и город в реальности тоже. Тогда не все ли равно, во что уверовать, если просит душа? Если ноет, болит, исходит осенним туманом в сетях? Он только желал еще раз увидеть Джолин и Ли, выбравшись из кошмара в рутинный ужас реальности, в понятные страхи. К ним.

— Это тоже реальность, Джо! — каркнул ему ворон, срываясь с желтых небес; запыхавшийся и измученный, он продолжил: — Но не твоя…

И в тот же миг с неиссякаемым упрямством устремился прямо на Змея, а впереди него веером острых кольев неслись пики каменных перьев. Все они нацелились в Красный Глаз. Все единым движением попали точно в цель, ворон крыльями гнал перед собой волну неведомой силы. Показалось, что воронка новоявленных призраков града померкла, рассеялась. Но Змей лишь сморгнул, слегка мотнув незримой головой. Ворон же впился когтями, он вновь рвал чешую, клевал под ней плоть, и на брусчатку темными каплями выплескивались не капли крови, а сгустки тьмы, подобные болотной жиже. Они пульсировали и облепляли дома, вскоре уносясь обратно в Хаос к монстру. Так каждый миг молниеносно отрастала новая чешуя.