Шрифт:
В глазах темнеет, а ноги становятся ватными.
На этих подкашивающихся ногах я плетусь в его машину.
Перед глазами мельтешат тёмные пятна, а надежда на лучшее медленно тает, словно восковая свечка от жаркого пламени. Закрываю глаза, и дверца иномарки захлопывается. Чувствую себя в ловушке.
Стрельцов садится на водительское сиденье и бросает мне на колени конверт.
– Здесь откроешь, или прокатимся?
– его голос эхом звенит в голове, и я закрываю глаза.
Всё равно всё плывёт.
– Поехали, - шепчу тихо, не слышу собственный голос из-за грохочущего учащённого пульса.
Дрожащими пальцами сминаю бумагу, а сама дышать боюсь. В этом конверте ответ на главный вопрос. Вся моя дальнейшая жизнь сейчас зависит от того, что я прочту, когда его открою.
Спустя какое-то время мне удаётся собраться и взглянуть на Диму. Он злорадно ликует. Моя неадекватная реакция, видимо, убедила его в том, что Вася - его дочка.
24
Дима тормозит у городского пруда. Знакомое место. Я поджимаю губы и молчу.
– Открывай, - приказным тоном произносит бывший, прожигая меня кровавым взглядом.
Непослушной рукой разрываю край конверта, внутри буря из отчаяния и страха. Скулить хочется. Спрятаться, забиться в угол и выть по звериному.
– Где ты взял генетический материал Василисы?
– спрашиваю не своим голосом, хриплым и дрожащим.
– Следить нужно за ребёнком внимательнее!
– язвительно оголяет зубы в улыбке.
– Серьёзно, Дим. Где?
– Помнишь я подходил к вам на площадке, дал дочке нашей жвачку?
Я тяжело вздыхаю. "Нашей дочке"...
– Понятно, - одними губами.
Достаю бумагу из конверта, а перед глазами всё плывёт от слёз. Влага с ресниц капает на буквы, а рассудок медленно погружается в мрак и холод.
– Ну что там?
– нетерпеливо отбирает бумагу, а я закрываю лицо ладонями и истерично всхлипываю.
Повисшая тишина, кажется, длится целую вечность.
– Блять, - наконец-то шепчет Дима с нескрываемым разочарованием, и только после этого я могу открыть глаза и посмотреть на мужчину.
Он зол. Ноздри трепещут, на лице выступили раздутые синие вены.
– Твою мать!
– сминает бумагу и отшвыривает её мне на колени, сильными пальцами стискивает кожаный руль так, что костяшки тонких пальцев белеют.
Я быстро хватаю листок, и, расправив его, нахожу главную строку: вероятность отцовства - ноль процентов.
Выдыхаю, притянув бумагу к своей груди.
– Я же сказала, что она не твоя, - губы дрожат в едва различимой улыбке.
– Сука!
– взрывается Стрельцов и стучит кулаками по рулю.
Я вздрагиваю и интуитивно вжимаюсь в кресло.
– Ты всё равно будешь моей, - яростный взгляд припечатывает меня к сидению ещё сильнее.
– Я люблю тебя, Алиса! Я дышать без тебя не могу! Я верну тебя любой ценой.
По лицу бывшего текут слёзы, а у меня сердце бьётся в бешеном ритме от страха.
– Дим, хватит! Я...
– Ты моя, Алиса! Моя!
– тянет ко мне руку, а я не шевелюсь.
Будто парализовало от нахлынувшего ужаса.
Холодная ладонь Димы ложится на мою щёку, гладит нежно, осторожно.
– Отпусти, - пищу я, сдерживая новую порцию слёз.
– Ну почему ты такая холодная? А? Зимина...
– шепчет тихо, большим пальцем проводит по моей нижней губе.
Цепенею от его прикосновений, и где-то под кожей проносится жаркая волна, опаляет от шеи и вниз по позвоночнику.
– Дим, оставь нас в покое, пожалуйста!
– медленно моргаю и забываю дышать.
– Я люблю тебя, - умоляюще шепчет.
А я лишь отрицательно головой качаю и всхлипываю:
– Я люблю Женю. Женя любит меня. А ты... ты ведь сам от меня отказался.
...
Алиса бледная, и кожа её холоднее льда. Смотрит на меня из-под густых ресниц, покрытых влагой. Дышит тяжело, колени мучительно сводит.
Боится меня.
Маленькая, хрупкая. Моя девочка. Когда-то она была нежная, как шёлк. Ласковая. Со своей бесячей всепрощающей любовью. Только вот измену она так и не смогла простить. Не переступила через гордость, не предала свои принципы. Оказалась сильнее и решительнее, чем я думал.
– Алис, я не смогу без тебя, - обречённо шепчу в пустоту, перебивая её рваное дыхание.