Вагнер прижимается лбом к моему виску. Я не чувствую его дыхания, а по коже расползается липкий противный страх.

– Сила – единственный выход? – хрипло шепчет Вагнер, а я вздрагиваю от нежного скольжения по коже шеи.

Лучше бы он меня ударил. Мамочки, неужели это случится снова. Колени подкашиваются, а я не сползаю вниз лишь из-за того, как крепко держит меня вампир. Почему мы снова наедине? Недавний ужас из бункера кадрами мелькает перед глазами, а меня передергивает. Ничего я не могу против него. Абсолютно ничего.

Если кто-то когда-то мне скажет, что ощущать полную беспомощность перед насильником возбуждает – я плюну ему в лицо. Нет, лучше сразу сверну шею. Потому что когда губы Вагнера скользят по скуле, я нахожусь на грани реальности.

– Если в тебе есть хоть что-то человеческое, что-то хорошее, – всхлипываю я и цепляюсь за удерживающую меня руку Вагнера, – хотя бы капля – ты отпустишь меня сейчас и исчезнешь, когда все закончится.

Озноб заставляет дрожать, и я не замечаю, что Вагнер держит уже не так крепко. По крайней мере, не причиняя боли. Только мне уже все равно. Я хочу расквитаться со всем этим как можно скорее и просто остаться одна. Жаль, что дядя ушел так быстро.

– Ты же хотела меня убить, schatz. Что изменилось?

Я не понимаю его интонаций. Мне тесно, горячо и холодно одновременно. Его вокруг так много, что, кажется, возле этой стены остался только он, полностью уничтожив меня. Тошнота подкатывает к горлу, а я судорожно хватаю ртом воздух. Он же видит это. Понимает, что делает мне хуже, но не перестает. Где были мои глаза раньше?

Внезапная мысль проскальзывает сквозь панику, а я хватаю вампира за руку, до хруста в пальцах сжимая ее.

– Подожди, – я хмурюсь, пытаясь понять, что секунду назад пришло мне в голову.

Останусь одна. Что не так в этой мысли? От догадки распахиваю глаза, невидящим взглядом уставившись в одну точку.

– Дай телефон, – не слыша собственного голоса, я пытаюсь не сойти с ума в эту секунду, – Вагнер, пожалуйста, быстрее.

Вагнер делает шаг назад и тут же протягивает аппарат. Сейчас мне не до него.

Самсон уничтожает все, что мне дорого. Всех. А… откуда он знает, кто это? Почему он понимает, кто из жителей окраины прикипел ко мне? Запал в душу. Пальцы трясутся, но первый вздох облегчения вырывается, когда я вижу надпись «в сети» напротив ника Дашки. Быстро набиваю сообщение и отправляю, не тратя больше времени.

«Только мы с тобой вдвоем остались».

Он не мог изучить все за три дня. Да и за неделю не мог.

«Уровень внушения: максимально высокий».

Третий гудок болью пронзает мозг, сжимая виски. Я облокачиваюсь на стенку в надежде не потерять опору.

Пожалуйста.

Самсона не было в лесу. Никогда не было.

«Моя еда с собой».

Три года он вместе со мной зализывал раны здесь.

Звонок срывается, а телефон выскальзывает из ослабевших пальцев. Я не буду перезванивать. Уже больше никогда на этот номер.

Дядя отвечает на телефон всегда, даже если сидит в туалете. Работа такая. Каждая секунда может решать чью-то жизнь.

Хотя, может, я больше чувствую, чем понимаю разумом.

Потому что Самсон здесь. Он тот, кому спокойно откроют двери и пригласят в дом. Его знает каждый прохожий и с улыбкой похлопывают по плечу. Он всегда был здесь.

«В твоей крови 47-я, и ты боишься внушения?»

«Алкоголь и наркотические вещества нейтрализуют действие концентрата 47, сводя его эффективность практически к нулю».

«Продукты распада наркотических веществ могут храниться в организме до 2-х лет».

– Внуши мне что-нибудь простое, – не двигающимися губами шепчу я, удерживаясь за стену.

– Schatz, что случилось?

– Господи, ты можешь просто сделать то, что я прошу! – рычу я, в упор глядя на вампира. – Просто внуши мне что-нибудь!

– Не плачь.

А я разве плакала? Но мокрые дорожки на щеках вдруг застывают, а глаза становятся болезненно сухими. Не понимаю. Трясу головой и тру их, а вампир хмурится, скрипя что-то сквозь зубы. В голове как-то странно пусто, в горле сухо и жутко хочется выпить. Я не помню, что хотела добавить секунду назад, но новый вывод вызвал злую усмешку.

– Я на протяжении трех лет нахожусь под внушением, – смешок срывается с губ, а Вагнер медленно закрывает глаза, – и, судя по твоей реакции ты не имеешь к этому отношения.

Все, чего сейчас хочется – выпить. За забытым ощущением прячется что-то важное, а я задумчиво ковыряю пальцем стену. Твою мать, я же до чего-то додумалась. Но виски сжимает тупая боль, а в голову стреляет, как при похмелье. Видимо, новое вторжение активировало старую установку.

– Мой дядя мертв, – шепчу я, разглядывая лежащий на полу аппарат.