– Илюша!

Мое бедное сердце сжимается. Мне жалко себя. Да, жалко. Очевидно же, что Мот отец ребенка. Я не знаю, как так вышло в его жизни, но мне плохо. Эгоистично? Наверное. Хотя при чем тут этот малыш? Его же не спрашивали, просто произвели на свет. Перипетии чьих-то судеб не касаются его, вот и все. Он просто растет и радуется жизни. Задерживаю дыхание от того, что именно выражает интонационно Матвей. Он печется о мальчике, что и слепому видно. Заботится, гуляет с ним.

Так… Стоп! Откуда здесь появился ребенок? Это что за новости такие? Значит и мать его здесь, а почему она не с ними тогда? Миллион вопросов и ни одного ответа, как водится. Так, секунду. Если мальчик здесь, то получается, что родители Филатова в курсе ситуации. Значит, они знали все. И судя по тому, что мальчику уже года три-четыре, получается знали давно и ни словом не обмолвились. А у тети Маши от мамы моей секретов вроде бы нет, но никто ничего не сказал все равно. Папа тогда откуда узнал? Дядь Егор все же проговорился? Как же мне все это узнать теперь?

Меня обдувает потоком теплого ветра и импульса разгоряченного тела. Слышу тяжелые шаги, срывающиеся на бег. Это Мот торопится за малышом, догоняет и подхватывает на руки, подкидывает и кружит. Они счастливы, все ясно без слов. Илья обхватывает руками шею Матвея и доверчиво приникает к нему. Филатов замирает и улыбается. Гладит мальчишку по спинке и голове. Я наблюдаю мир двоих, где посторонним нет места. В этой ситуации только один человек подходит под это определение – это я.

Слезы подкатывают к глазам. Я сижу тише мышки, боюсь пошевелиться, боюсь, что меня заметят. Да что ж за год у меня такой! Дурацкий и непредсказуемый! И самое ужасное то, что меня выворачивает от того, что не могу подойти к Филатову и также прижаться к нему. Боже, я сумасшедшая. Соревнуюсь за внимание с маленьким ребенком, ревную Мота к этому малышу. Это ли нормально?

Сразу приходит ответ – нормально. И все это лишь потому, что именно в эту минуту ясно осознаю, что влюбилась в своего прошлого друга детства. Да, все так. Втрескалась, как дура, как бы не сопротивлялась. Впялилась намертво, окончательно и бесповоротно. Больно в моменте от другого: я никогда не стану разбивать семью и уводить отца от ребенка, потому что вижу, как они счастливы сейчас.

Матвей даже меня не заметил, а это нонсенс. Он всегда меня чувствовал даже на расстоянии, а теперь нет. Вон как бодро мимо просвистел. Обидно, блин как. Всё мимо…. Я никогда еще так сильно не любила…. Все мимо….***

Трясущимися руками опираюсь о землю и поднимаюсь. Стою на нетвердых ногах. Не получается скрыться словно вихрь, сейчас только как старая бабка могу только передвигаться. Жеееесть! Настраиваюсь и двигаюсь, не отрывая взгляд от Мота с малышом. Они удаляются, заняты только друг другом. То ли у меня в ушах все глохнет, то ли в бору устанавливается потрясающая тишина, даже ветер прекращает дуть. Очумело прислушиваюсь. Нет, даже птицы смолкли, ветки замерли, все как вкопанное и кругом ни звука.

Тишина бьет по барабанным перепонкам. Собираю все резервы и затаиваюсь. Аккуратно переставляю ноги и нечаянно касаюсь ветки. От оторопи подламываюсь, будто сухмень и с силой снова нечаянно наступаю на нее и с треском заземляюсь. Падаю навзничь и уже лежа на траве таращусь в синие небо. Понимаю, что снова шумит ветер и начинается жизнь. Прекрасно!

– Матвей, там тетя. Там! – проникает в уши детский тревожный голосок. – Она валяется. Упала. Ей больно?

– Малыш, стой здесь. Я посмотрю. Ничего не бойся, я скоро.

Пока разглядываю небо, слышу, как стремительно приближаются шаги Матвея. Классно! Мало того, что как воровка за ними подглядывала, так еще и бесславно растянулась тут. Вставать смысла нет. Может притвориться, что мне практически конец, всплакнуть и надавить на жалость? Тупых мыслей в голове миллион и все это лишь потому, что стыдно до умопомрачения. Правда отчего это жгучее ощущение у меня, не понимаю хоть режь.

Да просто из-за всего! Ну почему так случилось-то все нелепо, м? И ребенок вон какой классный у Матвея, весь тонкий звонкий, прекрасный малыш такой. А мне-то что делать теперь? Я-то влюбилась! А там другая на горизонте замаячила, мама этого мальчика. Ну что же дела-а-а-ть?

На глаза и вправду наворачиваются горькие слезы от кажущейся безысходности. Поворачиваюсь на бок, подкладываю ладошки под щеку и громко всхлипываю, удержаться нет сил просто. Реву.

– Лерочка, ты ушиблась? – взволнованный голос накрывает меня одеялом проникновенной заботы. Не выдержав этого, всхлипываю еще горше.

*Все мимо.
– слова известной песни.

**Прабабушка и прадед Леры - о них можно немного узнать в книге "Спартакилада"

– У тебя слезы. Вот! – тычет мне на щеки присевший рядом малыш. Боже, он что быстрее Матвея прибежал? – Текут. Больно? – сквозь пелену, вижу, как мальчик рассматривает меня. Его бровки хмурятся и изламываются. Он тянет ко мне ладошку и касается кожи, пальчиком стирает прозрачную каплю. Душа моя завязывается в жесткий комок и жалость просто выливается за пределы возможного. Давлю в себе бесконтрольные выдохи. Этот чудесный Илюша переживает. Его губы надуваются и глазки тоже начинают подозрительно сверкать. На неведомых мне инстинктах понимаю, что надо успокоиться. – Вставай, - тянет ручку мне малыш. Я поднимаюсь, украдкой быстро вытираю слезы. – Не плачь больше! – грозит назидательно мне Илья.