В работах, рассматривающих роль и значение расовой, культурной и религиозной компетентности терапевта, чаще всего говорится о духовных системах культуры человека. «Человеческому существу, чтобы жить, необходимы система координат, философия жизни, религия, причем они нужны ему почти в той же мере, что и солнечный свет, кальций или любовь» [6, С. 250]. Так, Г. У. Солдатова отмечает, что специалисты помогающих профессий обязательно должны включать в формат терапевтического взаимодействия духовный аспект, поскольку духовность является мощным ресурсом роста и развития личности [7]. Логотерапевт И. Ван Пельт указывает на религиозную и духовную осознанность как на источник личностного, семейного и социального благополучия [2]. Она уверена в том, что при организации и проведении сессии духовный фактор должен быть рассмотрен как ключевая часть человеческого существа.

Значимость регионального и ментального компонента при консультировании и терапии подчеркивали Дж. Карим и Р. Литлвуд [8]. В ряде европейских стран, в частности в Великобритании, доминирующими являются расовые проблемы, поскольку местные специалисты считают, что терапевтические услуги не подходят для этнических меньшинств в силу недостаточного вербального репертуара этих клиентов, степени их рефлексии собственных проблем в той мере, в какой предполагает классическая психологическая модель [8]. Афроамериканская община преимущественно состоит из рабочего класса, в которой распространены бедность и дискриминация. А дорогая и долгосрочная терапия адресована богатым и «капризным» клиентам.

В кварталах, где проживают этнические меньшинства, нет высококлассных специалистов сферы здравоохранения. «Если тебе случилось быть черным, ты должен быть относительно более богатым по сравнению со своими белыми коллегами, чтобы достичь определенного уровня жизни. Среди черного этнического меньшинства также практически отсутствуют специалисты в области здравоохранения высокого уровня. Психиатры подчеркивают, что „азиаты не интересуются психиатрией“: врачи из их среды предпочитают физические методы лечения или, другими словами, радикальные методы психиатрии; пациенты же более вероятно манифестируют „истерические“ или „соматические“ симптомы, не „истинные“ психологические проблемы» [8, С.6].

С точки зрения Дж. Карима [9], при осуществлении профессиональной психологической работы необходимо брать во внимание целостное бытие клиента – не только индивидуальные особенности и диспозиции, но и его прошлый и настоящий опыт жизни в сообществе. В зарубежной психологии принято считать, что терапевтическая работа без учета расовых, этнических, национально-культурных, гендерных и ментальных особенностей может привести к нарушению целостности клиента. Анализируя культурно-специфический подход в работе психолога, П. Кашман подчеркивает, что представления о собственном «Я» носят локальный характер. Он отмечает, что психологи должны опираться на локальное «Я» и обращаться к культурному, семейному, этническому наследию клиента, национально-эстетическим идеалам и преобладающему социальному окружению [10].

В постсоветской России культурноориентированный подход к консультированию в последние десятилетия обсуждается (в частности, он обосновывается в работах Х. и Н. Пезешкиана), но с нашей точки зрения – недостаточно. Религиозно-ориентированный подход в православной парадигме реализуется в работах Братуся Б. С., Василюка Ф. Е., Слободчикова В. И.; учет этно-религиозной специфики в консультировании положен в основу работы Ассоциации психологической помощи мусульманам, созданной в 2017 году в России, и реализуется в ее практических и теоретических разработках [11, 12, 13, 14, 15].

Таким образом, мультикультурный подход достаточно активно развивается в России и мире, однако в отечественной литературе пока недостаточно описаны основные принципы и подходы психологической работы с представителями различных этнорелигиозных групп.

В связи с этим анализ конкретного кейса представляется весьма актуальным.

В психологический центр Республики Ингушетия обратилась 17-летняя девушка по имени Дали, учащаяся 11 класса. Психолог-консультант начала свою работу с клинической беседы и диагностики, в ходе которой обнаружилось, что у Дали есть обида на мать за то, что она не одобряла ее общения с отцом. Когда Дали исполнилось 7 лет, мама ушла вместе с ней от супруга. В настоящее время отцу Дали 64 года, он всю жизнь страдает от алкоголизма, у него сахарный диабет. Мужчина не женился после развода, проживает с сестрой и братом.

Два года назад девушка начала общаться с отцом. «Когда я езжу к папиным родственникам, мамина родня недовольна. Они ругают маму за то, что я так сильно привязалась к ним, – говорит Дали. – Мне хорошо с ними. Я не хочу, чтобы их называли чужими людьми и ограничивали меня в общении.

В детстве сверстники упрекали меня за то, что у меня нет отца. Я всю жизнь мечтала о брате, а один из папиных племянников мне как старший брат. Папу мне очень жалко. Я хочу обнять его и сказать: „Я тебя долго ждала, почему тебя не было?“ У меня есть видео, где я сижу у папы на коленях. Я плачу каждый раз, когда смотрю его. Мне всегда очень сильно не хватало отцовской любви. Это старались компенсировать все: мамины братья, дедушка, другие родственники, – но это не то, отцовская любовь – это что-то другое».

В ходе беседы выяснилось, что Дали хочет стать наркологом, чтобы помочь своему отцу избавиться от алкогольной зависимости. На одной из сессий девушка призналась, что много раз в минуты отчаяния ей приходила мысль свести счеты с жизнью.

Диагностика и клиническая беседа показали, что у Дали нарушенные взаимоотношения с матерью и ее родственниками (бабушкой по линии матери и сестрами матери), перфекционизм в отношении учебы, страх перед экзаменами (ЕГЭ), боязнь не оправдать надежды матери, потребность в эмоциональной поддержке отца и двоюродного брата.