— Ну как же? В деле с лабораторией единственный подозреваемый называл этот адрес. Я вообще не понимаю, почему его до сих пор не проверили.

— Ах вот оно что. Тогда вам, должно быть, известно, что подозреваемый Александров был признан невменяемым и все его показания аннулированы.

— Но ведь нужно проверить все возможные варианты! — Не унимался я.

— Товарищ курсант, — Уже гораздо строже вспылил полковник, — Дело о подпольной лаборатории закрыто по статье двести двадцать восемь и, частично, сто семнадцать. Следовательно, ни о каких дальнейших обысках речи идти не может. — Он протянул мне мой рапорт назад, — Продолжайте работу, Кузнецов.

Никогда бы не подумал, что пятиминутное единение с природой так положительные скажется на ясности моей мысли. Стоя вот так вот на пригорке близ лесной чащи я как будто очистил свою голову от всего ненужного, придав какой-то неведомой лёгкости и светлости разуму. Передо мной открылся донельзя восхитительная картина, которая, наверняка, стала бы пейзажем какого-нибудь художника-живописца, если бы такие здесь, конечно, водились. Бескрайние просторы с наслоенными друг на друга лесами, полями, холмами и оврагами, речушками и полянами. Где-то далеко впереди хмурились тучи и сверкала молния. Видя подобное, хотелось воевать уже не столько за что-то материальное и даже не за собственную жизнь. Хотелось биться за каждый клочок этой прекрасной земли. Неужели в прошлом природа действительно была столь прекрасна? Похоже, что бесконечно набирающий обороты технический прогресс — штука столь же полезная, сколько разрушительная и беспощадная. Проникнувшись моментом, даже конь и тот прекратил своё бесконечное фырканье и сопение, полностью имитируя звуком камень.

Не знаю, сколько бы я вот так вот простоял, любуясь этим, безусловно, фантастическим пейзажем, если бы уже спустя пять минут позади не послышался многочисленный топот бегущих рысью всадников. Это Генрих во главе обоих моих пятёрок спешил проверить, всё ли у меня в порядке. Стоит признать, что внешне не сразу можно было отличить знатного немецкого дворянина от моих «боевых холопов», как тут было принято говорить. Да, его выдавал, пожалуй, только лишь блестящий доспех и гораздо более уверенная посадка в седле. Остальные же одиннадцать человек, не смотря на свой фактический статус, на самом деле не выражали какой-то обыденной рабской подавленности, присущей остальным боевым холопам. Они не уступали Майеру ни физическими габаритами, ни твёрдостью взгляда. Всё верно, ведь этих, ещё по сути отроков я воспитывал не как рабов, которым предстоит взять в руки оружие, а как полноценных воинов. Даже больше скажу — как рыцарей. Ну, по крайней мере начинал. Да, базового воспитания или образования они получить не успели. Но зато их тренировки проходили в таком формате, что они чувствовали себя в некоторой степени равными даже своему хозяину, из-за чего они сейчас хоть и понимали свой формальный статус, но на самом же деле чувствовали свою принадлежность к куда более высокому слою общества.

— Александр, друг мой, всё в порядке? — Майер был спокоен, но ситуация всё же требовала подобного вопроса.

— Да, Генрих, всё хорошо, — Ответил я, вновь оборачиваясь лицом к природе, левой рукой легонько поглаживая гриву коня, — Ты только глянь, какая красота!

— Да, впечатляет, — Он был не так восприимчив, но всё же отдал должное живописному пейзажу. Мы постояли так ещё минуту, — У нас совсем нет шансов? — Уже окончательно расслабившись спросил он.

— У нас всех — есть. Только лишь у них, — я сделал сложную даже для самого себя паузу, — Ни единого. Мы нужны этим людям. Без нас они, увы, обречены на героическую смерть. — Я не стал уточнять, что на самом деле нужны были не столько мы, сколько я. Но ведь и в одиночку я обречён на провал.

— И какой же у нас план? — Уже не в первый раз поинтересовался он.

— Такой же, — Неопределённо пожал плечами я, — Выиграть сражение ещё до его начала.

— Ещё две недели.

— И что же?

— За две недели многое можно успеть, — Подметил он.

— Можно, — Согласился я, — Но не в масштабах этой армии, — Указал я рукой в сторону медленно выходящей из леса колонны, — Это в большинстве своём не воины. Крестьяне, ремесленники, торговцы — да. Но не воины.

— Ополчение, — Задумчиво протянул Генрих.

— Я считаю, что это крайняя мера. — Отмахнулся я в ответ.

— Почему же?

— Всё в этом мире, друг мой, в идеале должно стоять на своём месте. Рыба — в реке, птица — в небе, купец — за прилавком, крестьянин — в поле. Воевать же должны воины.

— Так ведь дорого выходит столько воинов держать! И ладно война, а когда мир?

— А когда мир — не платить воинам за службу, — Высказал я на первый взгляд бредовую идею.

— Так а на что же им жить-то тогда? — Предсказуемо спросил Майер.

— А в мирное время никто не запрещает им поле пахать, торговать, ремеслом заниматься.

— И чем же они будут отличаться от простых крестьян и кустарей?

— Тем, что во-первых это люди государственные и куда их царь направит — туда они и пойдут. А чтоб воинскую выучку не растерять — они, скажем, четыре раза в год, целую седмицу будут упражняться. Да не так, как мои гвардейцы, а ещё сильнее. В эту седмицу и конному бою их обучать будут, и пешему, и строевому, и потешные баталии разыгрывать. В общем всё, чтобы они оставались сильными, выносливыми и…

— Дисциплинированными? — Блеснул он новым для себя словом.

— Именно. Такая армия будет гнать взашей всех татар и на равных биться с западными крулями. Государство же при таком укладе цвести и пахнуть будет.

— А ты почем знаешь?

— Знаю Генрих, знаю. Да и логично это. Ведь ежели все воины будут при государе, то помещики нормально развернуться смогут. Ведь им не придётся верстаться на службу, выезжать подолгу с поместья своего. А воины эти в мирное время могут огромную пользу принести. Ну ты представь, если, скажем, десять тысяч взрослых, здоровых мужей будут пол года только пахать, да зерно сажать? Это ж сколько голодных ртов они закроют? А сколько золота принесут в казну, если их под ремесло какое подрядить? Вот то-то и оно, — Я стоял, смотря в даль и поглаживая своего жеребца. Генрих же стоял рядом, также любуясь видом и находясь в глубокой задумчивости, — Ну, по коням, друг мой. Нет никакого желания отстать от начала колонны.