— Вздор это все, — отмахнулся Шеин. — Зря только воздух сотрясаешь.

— Почему это зря? Спросил Патрик Гордон. — Алексей все верно говорит.

Шеин напрягся.

Если Петр был формальным отцом Потешных полков, то Патрик — фактическим. Именно он стоял за их непосредственным созданием, за их тренировкой и так далее. И имел среди них такой авторитет, что Шеин рядом с ним выглядел подобием свадебного генерала. Да и в Лефортовом полку не меньший вес имел. А Бутырский так и вообще — его вотчина считай. Чуть ли не личная гвардия. Так что, прикажи Гордон арестовать здесь и сейчас Шеина — арестуют. А вот наоборот… все равно Шеина арестуют.

— Я… я… — растерялся Алексей Семенович.

Гордон же шагнул вперед, положив руку на эфес и заслоняя собой царевича.

— Что мямлишь? Ты не хуже меня знаешь, что это брехня.

— Патрик Иванович, — произнес Алексей, — благодарю.

И вышел перед ним к Шеину.

— Если Алексей Семенович считает, что я самозванец, то в чем проблема? Вот он я. Пускай достанет свой клинок и убьет. Если нет, то хватит морочить голову. А то ведет себя как девица какая. И хочется, и колется, и мама не велит.

Сказал царевич это при иных командирах, которые внимательно наблюдали за развитием событий.

— Я не это имел в виду! — воскликнул Шеин, отступив на пару шагов назад.

В этот момент все обернулись.

К их милому междусобойчику подъехала повозка с Ромодановским. Которого сопровождала конная сотня кого-то. Алексей предположил бы, что бедных помещиков, но поручиться за это не смог бы. Во всяком случае их лошади были явно в диссонансе с их одеждой и прочим снаряжением. Что наводило на разные мысли.

— О, Алексей! И ты тут. — воскликнул князь-кесарь, вылезая из повозки.

— Федор Юрьевич, а ты как вырвался?

— Трудно ли умеючи? А чего вы тут стоите? Что-то дельное обсуждаете?

— Генералиссимус Шеин сомневается в том, что я — это я. Ссылаясь на письмо Софьи, в котором она говорит, что меня убили, а любой, кто мной назовется — самозванец.

— Я не это имел в виду! — замахал руками Шеин. — Я…

— Ты просто терзался сомнением — чью же сторону принять выгоднее. Не так ли? — перебил его царевич.

— Нет! Я верен царю! Я просто рассказывал вам о том письме, что рассылает Софья Алексеевна.

— И только? — усмехнулся Ромодановский, очень нехорошо прищурившись.

— И только! Если бы я задумал что дурное, то отчего же не пытался взять царевича под стражу? Отчего же мы мирно беседовали?

— Тоже верно. Да, дни нынче тревожные. — покивал князь-кесарь. — Что там со стрельцами?

— Сдались. Зачинщики в холодной. Остальные в своем лагере под стражей. Разоруженные.

— С юга говорят, идет еще несколько полков.

— Много? Стрельцы?

— Я точно не знаю. Но, видно, не успели соединится. Как мне сказывали — стрельцы хотели занять монастырь и в нем дожидаться подкрепления за стенами. Там ведь в достатке припасов.

Шеин немного перекосился лицом в странной мимической реакции. И молча кивнул.

Чуть-чуть поболтали еще ни о чем. И разошлись. Хотя Патрик проводил Шеина ОЧЕНЬ тяжелым и нехорошим взглядом.

— Думаешь, через него полковникам голову морочили? — тихо спросил у него Леша.

— Не удивлюсь.

Шеин Алексей Семенович был последним представителем древнего боярского рода, одной из ветвей Морозовых. Тех самых, которые некогда были ближайшими сподвижниками Алексея Михайловича и добрыми феями рода Милославских. Тех самых, которые почти полностью сошли на нет, после поддержки им старообрядцев.

Сам же Алексей Семенович, он ведь столько лет нес беспорочную службу? С другой стороны, у него явно имелись вопросы к правящей династии…

Его прадед командовал русскими войсками во время первой Смоленской войны 1632–1634 годов. Потерпел поражение. Был обвинен в изменен и казнен, а его семья сослана подальше от Москвы. За дело или нет — царевич не знал, но обычно так не поступали. Значит повод был очень веский.

Потом Шеины выбрались обратно.

И он — Алексей Семенович честно служил сыну того, кто принес горе в их семью. Потом Федору, и Софье, и Петру.

Вроде как честно.

Однако в боярское достоинство был возведен Софьей Алексеевной. Мелочь, но важная мелочь. Да и вообще его положение было очень компромиссным. Ходячий реликт. Последний из могикан, считай — последний влиятельный Морозов, пусть и боковой ветви, в окружении царя.

И это колебание выглядело очень нехорошо, хотя и ожидаемо. Алексей увидел в его глазах затаенную боль и ненависть в глазах. Судя по всему, здесь было что-то иное, нежели просто измена. Возможно Алексея Семеновича давило чувство несправедливости, ведь Романовы, по сути, были повинны в вымирании его рода. Да и не только его ветви, но и корневой, ведь Морозовы пострадал так, что много вопросов — выживут ли.