– Ты тогда пришел сюда впервые? – спросила Мичи.

– Да! Искал место, где можно спастись от жары и солнца.

– Что ж, это и впрямь «вызов»!

Им принесли их заказ. Хидео не раз после того случая с летним фестивалем заказывал черничные тарталетки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, какое впечатление блюдо произвело на Хидео сегодня – он с головой ушел в воспоминания о том дне, когда разрушилось его главное предубеждение.

Девятнадцатое июля. Хидео одет в дурацкую кепку Сатоси из «Покемонов», на улицах асфальт плавится от жары, а у него нет даже солнцезащитных очков, чтобы спрятаться от палящих лучей. Он заходит в первую попавшуюся дверь, это оказывается кафе со странным названием – «Фуничи». Кажется, что здесь все пропитано кофейными парами: диванчики, столы, зеркальный бордовый пол, белый потолок, люди. Спасается от жары не только он – другие посетители стали добровольными заложниками этого крошечного пространства кафе. Их держит здесь только кондиционер, работающий в полную силу. Хидео садится на первый попавшийся диван, все остальные места заняты, и здесь он вновь оказывается рядом с солнцем, бьющим в окно. Вокруг шумно, это мешает ему сосредоточиться, поэтому, когда приносят меню, он без раздумий заказывает черничный десерт, ожидая что угодно, но не ненавистную тарталетку.

Сначала ему хочется уйти, позорно сбежать, проклиная все на свете, но потом он думает, что раз день испорчен, хуже все равно не станет, и решительно берет в руки «Черничный вызов». Попробовав тарталетку, Хидео даже в лице меняется: настолько он поражен прекрасным вкусом. Еще никогда он не пробовал чего-то настолько вкусного и нежного. Тесто корзиночки сладостью тает во рту, а черника придает кислинки, что даже немного щиплет язык.

Из воспоминаний Хидео выдернул звонкий смех Хамады. Вздрогнув, Мацумура посмотрел на нее, пытаясь понять, почему она так веселится.

– Ты чего? – поинтересовался он.

– Просто… ты так мило выглядишь, когда вспоминаешь.

Свои слова она подтвердила красивой улыбкой, а Хидео попытался успокоить себя тем, что это был просто неудачный комплимент. Наверняка у него на лице было написано, что он окунулся в воспоминание того дня, иначе как это понимать?

– У вспоминающих людей, наверное, очень глупая физиономия? – предположил Хидео, растягивая губы в улыбке.

– Вроде того.

Ему было не по себе от их тет-а-тета, от бесцельности времяпровождения и от ее красивого лица. При других обстоятельствах Хидео мог бы получить удовольствие от общества Мичи, но сегодня какой-то странный внутренний барьер мешал ему это сделать. Его не покидало ощущение, что Хамада ведет себя наигранно. Будто она знает, что ее снимает скрытая камера и изо всех сил старается не облажаться. Все ее жесты – отточенные, грациозные, размеренные – выдают многочисленные тренировки, самостоятельно поставленные движения перед зеркалом. Наверняка она очень долго училась подносить руку к лицу так, чтобы это выглядело красиво.

Хидео откровенно любовался ей, но ему казалось, что он любуется актрисой в роли самой себя, нежели простой милой девушкой.

– У тебя меняется лицо, когда ты о чем-то вспоминаешь, – добавила Мичи. – Я уже наблюдала за этим твоим состоянием. Сегодня в саду, помнишь? Ты просто… даже не знаю, как объяснить… твой взгляд становится пустым, бесполым. Ну, то есть совсем пустым. Как будто твоя душа вылетела из тела и отправилась путешествовать. А потом ты застываешь, как изваяние. Как будто в этот момент ты… уже умер.

– Воспоминание как смерть – звучит интересно, – проговорил Хидео, которому стало не по себе от того, что сказала внимательная Хамада.

– Расскажи, о чем ты вспоминал тогда, в саду.

Хидео попытался вернуться в тот момент. Он много о чем думал, когда они сидели и разговор у них не клеился, но из всего, что он мог в тот момент вспоминать, на ум пришла только старая мамина сказка про коллекцию душ. Будет ли Мичи интересно об этом послушать?

– Это на самом деле довольно странное воспоминание, – пробормотал Хидео, почесывая затылок. – Просто ты говорила об увлечении черепами, ну вот я и… и вспомнил о сказке, которую мне мама рассказывала в детстве. Про Инари и кицунэ.

– Инари? – Хамада чуть подалась вперед. – Это богиня, чей храм я стараюсь посещать хотя бы раз в неделю.

– Да, да, и ты, и я, и Лили… В общем, моя мама очень почитает Инари, поэтому ее сказка всегда остается со счастливым для нее финалом. Точнее, открытым финалом – моя мама просто верит, что у Инари все будет хорошо, и она сможет прийти в наш мир, чтобы сделать его лучше.

– Расскажи мне эту сказку, – выдохнула Мичи, не сводя с лица Хидео внимательного взгляда.

– Однажды богиня Инари решила показаться на людях – чтобы это сделать, ей нужно было собрать семь душ для перехода в мир людей. Души нельзя было собрать просто так: человек должен добровольно пожертвовать свою душу, чтобы та обрела ценность. Так как Инари не имела доступа к человеческому миру, она послала своих верных помощников-лис, которые, превращаясь то в прекрасных юношей, то в молодых девушек, уговаривали людей отдать свои души добровольно. Поняв, что таким подходом они ничего не добьются, лисы решили предложить людям выгодную сделку: душа в обмен на становление кицунэ. Так дело пошло быстрее – первая душа стала кюби, ее мудрость не знала границ, вот только не повезло ей, ибо она влюбилась в человека и впоследствии родила ему сына. Другая душа зазналась и отказалась совершить обмен, и лисы сделали ее одержимой – со временем у нее поменялся голос, привычки, поведение… Одержимых кицунэ ждет одна дорога – неминуемая смерть. Третья душа, заметив изменения второй, решила ее погубить, да только превратилось это в настоящую бойню, которую вызвался предотвратить бравый воин, искатель истин. В помощники он взял старого монаха, который оказался мало полезен для воина. Еще там был ханъе, и он помог воину в одном из испытаний, но я уже не помню, к чему это привело. Поняв, что натворили, лисы избрали новую кицунэ, которая должна была спасти бедных людей от самоуничтожения. А новая кицунэ, отдавшая свою душу добровольно, сказала лисам: «Если вы хотите получить семь душ – дайте людям сделать все самостоятельно».

– Это довольно… странная сказка, – пробормотала Мичи, когда Хидео остановился.

– Да, в ней много чего соединилось. Я до сих пор пытаюсь понять весь ее смысл, но, если честно, до меня не все доходит. Мамина трактовка меня не удовлетворяла. Она говорит, что злоба людей так или иначе позволит Инари прийти в мир людей, но мне кажется, финал здесь намекает на иную мораль.

– Быть может, кицунэ хотели показать хозяйке, что ей совсем не нужно идти в мир людей? Раз там одна грязь и смута.

– Вполне возможно. Но при этом они продолжали собирать души, остановившись только после слов новой кицунэ. Они не только Инари собирались показать всю нелепость ее пришествия, но и сами очень внезапно пришли к этому выводу.

– Собрать семь душ не так уж и сложно, могли бы не останавливаться.

– Да, но суть в том, что души эти не случайные. Нужны только определенные архетипы: правитель, монах, полукровка, воин, виновный, матерь и мятежник. Собраны были лишь две души из семи, так как воин и монах так и не отдали свои души до самого финала сказки.