Она спросила:

– Ну что, Андрюха, когда свадьба?

– Не будет свадьбы.

– Это как?

– Да вот так. Передумал. Неправильно это всё.

– Вот это мужчина. Слово дал, слово взял.

Позже я понял смысл этих слов. Если и была в них усмешка, то нашлось место и мудрости. Можно принять решение и слепо следовать ему, несмотря ни на что, даже если оно ошибочное, своим упорством усложняя жизнь себе и другим. Тоже ведь какая-никакая тактика. Но жизнь сложнее любых схем. Иногда стоит пересмотреть своё решение и объясниться с тем, с кем ты его принимал. Да, возможно, вы больше никогда не будете прежними друзьями, но это лучше, чем, взявшись за руки, шагнуть в очевидное болото. Там тоже друзьями не быть. Нужно было срочно отменять красивый блеф и становиться счастливыми, но уже раздельно. В этом и заключается мудрость и смелость – сделать так, как велит тебе сердце, а не какие-нибудь внешние обстоятельства. Тогда я осознал, что в жизни важно делать лишь то, в чём сам на сто процентов уверен. И если отвечать, то исключительно за своё решение.

Итак, расставшись со своей девушкой, я переехал жить к Богдану на кухню. На кухне был обеденный стол, плита, книжная полка и два матраца – один Эдика, второй мой. Кухня была размером не более шести квадратов, поэтому в ней вряд ли что-то ещё могло поместиться. Старые обои, серый потолок, мутноватое окно. Не самая подходящая обстановка для переживания разрыва, но, когда у тебя есть дело и люди, умеющие поддержать, восстанавливаться чуть-чуть легче. Я готовился к поступлению в аспирантуру, работал помощником генерального директора в одной строгой конторе, в свободное время всё так же висел на верёвках, занимался музыкой и капоэйрой.

И вот я возвращаюсь от родителей с теми рассказами в голове: случайный попутчик будто никуда не вышел, или я так и продолжаю ехать в том вагоне, который теперь везёт меня – куда? Через пару дней я получаю посылку от брата: кассету со стихами и песнями, которые он написал, когда служил в тех самых «Печах», а теперь записал и собрал вот в такой своеобразный «Дембельский альбом». Наглухо сбитый с толку этим случайным или неслучайным «контрольным выстрелом», догнавшим меня после поезда, я слушал вступительные слова и понимал, что дальше меня ждёт какое-то важное и нужное откровение, словно в продолжение вагонного разговора.

Я слушал записи и понимал, что в них заключено что-то серьёзное, мощное, что мне понять пока не под силу ввиду отсутствия понятийного аппарата, который там был использован. Что-то проникло в меня на эмоциональном уровне, что-то сразу понравилось на уровне осознания, а что-то я не понял совсем. Не как сейчас любят говорить – «не зашло», а не смог взять своими руками, своим нетронутым армией умом. Очевидно было одно – это живой опыт человека, который не только написал эти песни, но и сам пережил каждое слово. Пришлось задавать вопросы и разбираться. Одним из ответов был следующий: «Армия – школа мужчин. У тебя есть шанс успеть запрыгнуть в этот поезд, пока тебе ещё не исполнилось двадцать семь лет».

Собственно, тот поезд с рассказчиком, и был таким поездом, в который я уже запрыгнул и совершенно не фигурально. Перед поездкой к родителям я решил приятно провести время с одной из своих подруг в ожидании отправления поезда. Мы гуляли в парке возле вокзала, и я потерял счёт времени. Когда я опомнился, то осознал, что мой поезд отправляется через три минуты. Пришлось сделать какой-то невероятный марш-бросок до вокзала с огромным рюкзаком за плечами и сумкой в руках. Нёсся так, что подруга едва за мной поспевала, но старалась не отставать. Врываемся в здание вокзала. Лихорадочно ищу на табло свой поезд. И вижу, что время отправления уже отсутствует, – тронулся, значит. Но осталась информация, с какого перрона он двинул. Смотрю в окно на перрон и вижу свой поезд, набирающий ход. Вылетаю на перрон, бегу вместе с поездом и кричу смотрящим из окна поезда пассажирам, чтобы они дёрнули стоп-кран. Смотрящие были лишь смотрящими и на мою просьбу только разводили руками. Резко обернувшись на бегу, я заметил открытую дверь последнего вагона со стоящей в ней ничего не подозревающей проводницей с флажком в руках. Это стандартная ситуация при отправляющихся составах – в первом и последнем вагоне стоят проводники, семафоря друг другу флажками, мол, всё нормально, едем дальше. Но с появлением меня на перроне ситуация несколько вышла за рамки, потому как я на полном ходу влетел в ту самую единственную открытую дверь, сбив с ног проводницу. Было неловко валяться в тамбуре на проводнице, да ещё и прижатыми сверху моим багажом. Но я думал лишь об одном – успел, слава Богу!

И вот опять история подсовывает какой-то поезд. Теперь он колотил в голове всеми своими колёсами и стыками причин. Было ощущение, что я уже запрыгнул в него на полном ходу, но пока ещё не понимаю, где проводник, где моё место и куда меня несёт. Но то, что уже несёт, – это я чувствовал со всей отчётливостью. Грохотала вся реальность.

Через этот шум доносился голос брата, который говорил, что воинская служба – это долг, который необходимо отдать, как и любой другой долг в этой жизни.

Поскольку наш отец был военным штурманом дальней авиации и отдал службе двадцать шесть лет, то воинские понятия о долге, чести и достоинстве не были для нас обоих пустым звуком. Тем не менее, когда речь идёт о реальной необходимости отдать свой долг, ты неизбежно встречаешься со страхами и сомнениями внутри себя. Как вот взять и всё бросить? Всё бросить, а что останется – отдать? Как добровольно отказаться от той жизни, которую вылепил своими руками, поступиться своим временем и посвятить его служению Родине? Отец сам выбрал свой путь, учился, мечтал летать. Брат бегал-бегал – в итоге забрали. Но меня-то вообще никто не ищет, и служба мне эта – до лампочки, поскольку к тому времени у меня уже был военный билет на руках: из-за компрессионного перелома позвоночника и бронхиальной астмы я был освобождён от срочной службы. Насовсем.

Тут начались сомнения и метания. С одной стороны, понимаешь, что это всего лишь год и что действительно надо отдать долг Родине, а то она взыщет, как обычно это бывает, не в самый благоприятный момент. Кто-то, не отслужив, открывает бизнес или заводит семью. А потом раз – и повестка. Именно тогда, когда ты на пике успеха, или вот-вот родится ребёнок, или ещё какое мероприятие. Да и повестки бывают разные. Поэтому уж лучше добровольно.

Уверенности в том, что пойти служить – решение правильное, добавил спектакль Гришковца «Как я съел собаку». Не смотрели? Я пересматривал его десятки раз. Пару раз смотрели всей семьёй. В спектакле есть момент, когда Евгения и других призывников везли в лодке на Русский остров. Всё, что у него к тому моменту было из дома, – яблоко. А когда он его съел, то от яблока остался лишь черенок с листиком. И это было единственное, что осталось от гражданской жизни в руках Евгения. От той жизни, в которой он жил и которую знал как свою. Он крутил эту веточку, как пропеллер, туда-сюда, а потом взял, да и выбросил её за борт. Ну а что ещё оставалось с ней делать? И в этот момент родился новый человек.