Что я сделала не так?

Нахмурившись, отступаю подальше.

– В каком смысле?

– В каком смысле?! – гремит, передразнивая меня, Роберт. Отворачивается, проходится ладонью по волосам. Мощные плечи сотрясаются, словно ему приходится отвоевывать у жизни каждый следующий вдох. Странно? Да. Но я не хочу в это углубляться. С меня хватит. Я в домике.

Чтобы не думать, мысленно уношусь назад на несколько месяцев. В день, когда Роберт взял меня с собою в спортзал, и я, наконец, узнала, как ему удается поддерживать настолько хорошую форму. Боксировать с ним было весело. И тяжело. Он очень требовательный наставник. Если уж за что берется, то с полной отдачей. С меня семь потов сошло за один спарринг с ним.

– Ты что, не в себе?! Как ты можешь об этом говорить так спокойно?! У тебя сердце есть вообще?!

Да. О, да, Роб. И оно болит…

– Погоди. Тебе ведь не нужен был этот ребенок, – моргаю я. – Ты забыл, что говорил? Или мне это послышалось?

– Что я говорил? – оборачивается, впиваясь в меня бешеным взглядом. Я зажмуриваюсь, чтобы тот не ранил меня так сильно. И чувствую, как, вскипев, из глубин души поднимается черная тошнотворная злость на весь мир. Весь гребаный мир и вселенскую несправедливость, поджидающую меня, куда ни ткнись. Пальцы сжимаются в кулаки, реальность начинает прыгать перед глазами, как пленка, которую вдруг заело. То, что я так долго держала в себе, заталкивая поглубже – вся ярость, копящаяся во мне, вся усталость от жизни и необходимость со всем в одиночку справляться раздирают когтями грудь и рвутся из глотки ором.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Полегче, Миля, полегче… Вот просто не наломай дров. Ты пошла на этот шаг, чтобы сохранить статус-кво? Не вздумай все похерить теперь, когда самое страшное осталось в прошлом. Просто заткнись, сцепи, мать его, зубы. И как бы ни хотелось тебе всех и вся уничтожить, утопив в океане боли, просто глубже дыши.

– Если дословно, то «никаких детей, блядь».

– Да. Я это сказал! Не отрицаю. Но ведь я был в полнейшем шоке! Это не означает, что я не принял бы ситуацию. Или стал настаивать на аборте, бросив тебя расхлебывать это дерьмо в одиночку. Господи! Да за кого ты вообще меня принимаешь?!

Дыши…

– Есть сигарета?

Слава богу, Воинову хватает ума воздержаться от нотаций и просто бросить мне пачку. Подкуриваю. Отступаю к окну. Пальцы трясутся, как у паркинсонщика.

– Не очень-то у нас разговор получается, так что давай так, Роберт. Я тебе детально разложу, как «это дерьмо» с моей стороны выглядело. А дальше ты сам решай. Кто прав, кто виноват. Годится?

Моя душа скулит, а вот голос, напротив, звучит так равнодушно, словно принадлежит роботу – бездушной запрограммированной машине.

– Давай сразу сойдемся на том, что у меня к тебе нет претензий. Ты ничего мне не обещал. Я хорошо понимала, на что иду. И что мой залет нарушил наши договоренности.

– Эмилия…

– Нет, послушай.

– Я не жду, что ты станешь посыпать голову пеплом!

– Я не закончила свою мысль. В общем, случилось так, как случилось. Моя вина. Не спорю. Движемся дальше… – затягиваюсь.

– Эмилия…

– Ты знал о том, что я не планирую обзаводиться детьми. Но ты не можешь обвинить меня в том, что я не оставила тебе права голоса.

– Ты меня даже не выслушала!

– Разве? А мне показалось, что я услышала достаточно. Сначала ты сказал, что не хочешь детей. Потом потребовал, чтобы я была умницей. В сложившихся обстоятельствах для меня это прозвучало точно так же, как если бы ты сказал – Эмилия, дуй на аборт.

– Нет… – Воинов шумно выдыхает. – Нет, блядь! Нет.

– Знаешь, в глупых женских романах в ситуации вроде нашей главная героиня всегда рожает. И это, Роберт, полная херня. В реальной жизни мало какая женщина решится на такой шаг. Особенно уязвимая женщина.

– Я бы никогда не оставил тебя без поддержки! О чем ты?!

– О том, что у меня не было в этом уверенности. Ни-ка-кой. Только страх, что моему ребенку придется повторить мой тернистый путь. Или хуже. Я ведь столько лекарств сожрала за время лечения, что это вполне могло отразиться на его развитии… – Тушу сигарету в блюдце и оборачиваюсь: – Я не буду извиняться за то, что избавилась от этого ужаса единственным доступным мне способом.

Воинов обхватывает голову руками. И молчит, покачиваясь из стороны в сторону.

– Про «будь умницей»… Я имел в виду – витамины ешь, что там еще? Гуляй?

Трясу головой:

– Стоп. Не надо. Поздно. Теперь это не имеет значения.

Роберт отводит руки и ловит мой взгляд. Глаза у него больные.

– А что имеет?

– Я не уверена, но, возможно, тебе стоит знать, что твоя жена видела меня в клинике.

– Когда?

– На мой день рождения. Тебе не кажется подозрительным, что она объявила о своей беременности сразу после того, как уличила в этом меня?