Начало работы не предвещало каких-то серьезных напрягов – мне выдали белый колпак и белый передник, белую футболку и белые штаны от старого кимоно я принес с собой, поэтому сразу же стал… чистить картошку. Процедура была знакомой и даже родной, ведь на кухне я не новичок. А вот дальше потихоньку пошла жара. Повар – непалец – по-португальски говорил с таким своеобразным акцентом, что я, понимающий с трудом даже португальцев, общался с ним больше на языке жестов. Но надо отдать ему должное, он все показывал и даже первый раз делал сам, тыкая пальцем в каждую мелочь. Впрочем, такие простые слова, как «фрио», «томато», «абрир» и так далее я понимал. И дело вроде пошло.

Первая проблема у меня произошла буквально через час после начала работы. Мне поручили открывать большие пятилитровые жестяные банки с томатами, то есть, с консервированными итальянскими помидорами. Конечно же, не обычной открывачкой, которой мы привыкли открывать консервы: к столу был прикручен механизм – та же открывачка, только больше и совершеннее. И вот с ней мне пришлось воевать не на жизнь, а на смерть. Банки упорно не хотели открываться и то, что повар – непалец по имени Гири – делал легко и непринужденно, я делал с огромным напряжением. Банки гнулись, дырки пробивались не там и не так, короче, мне было проще смять эти банки в лепешку, нежели открыть. Но, в конце концов, я научился и в конце уже первой смены – она длилась с 10 до 15-00 – уже более-менее открывал из 10 аж 8 банок.

Вторым испытанием стала вакуумная упаковка мяса. Правда, здесь было больше страха что-то сделать не так и испортить, поэтому уже через 15 минут я лихо шлепал пакеты с битками в железное корыто. Кстати, как эти все корыта называются, я так и не запомнил – повар-непалец смешно говорил на них «каса» вместо «кайша» – «коробка». Еще я стружил на механической машинке сыр пармазан, делал фарш, резал на другой мясорезке рулеты и бекон, помогал повару готовить соусы – огромным миксером, похожим на бетономешалку, мешал в огромной кастрюле те самые помидоры, банки с которыми открывал, а повар добавлял туда зелень и прочие компоненты. Соус назывался «болонэзэ». Также я постоянно убирал на кухне, то есть, вытирал все рабочие поверхности, мыл холодильник, а в конце работы – это в конце второй смены, с 19-00 до 24-00 – мыл пол на кухне.

В общем, в первый свой рабочий день – в субботу – я упахался конкретно. Причем, когда я сделал свою работу, пришел хозяин и поставил меня помогать убирать другую кухню – которая была в зале ресторана. То есть, я работал на основной кухне, а вторая была в зале – там готовились непосредственно блюда под заказ, мы же готовили основы для супов, салатов, пиццы и прочих изысков. А уже в воскресенье было полегче. И привык уже, и как бы перед понедельником – а это выходной день – меньше готовили впрок. То есть, меньше соусов, меньше мяса и рыбы, которую пришлось чистить в субботу и потом долго отмывать от нее кухню. Самое неприятное – не было за все смены, которые длились по 5 часов, ни единой возможности присесть! Все время на ногах, причем, все время что-то резал, таскал, мыл, скреб, только успевал сказать «тудо», то есть, «все», как повар говорил «агора…», то есть, «сейчас…» и это звучало как «а сейчас, дорогой амиго, ты пойдешь на «х*й», точнее, не просто на х*й, а «вон на тот конкретный х*й».

И вот здесь я понял, наконец, что такое проклятый капитализм, ибо пахал ТАК не я один – вся команда ресторана епашила точно так же, как говорится, не пукнуть, не вздохнуть! И ни слова о том, что по пути, что-то там резав, можно кусочек и пронести в рот – ни фига! Во-первых, везде камеры понатыканы. Во-вторых, банально не было времени – очень высокая интенсивность труда. И, в-третьих, даже остатки того же пармазана складывались в отдельную емкость и чуть ли не под счет сдавались повару. Но, если честно, мне было не до жратвы. Как-то даже не хотелось. И когда настало время обеда, мне сделали пиццу, которую я даже не одолел. Зато мои дети были рады, когда я принес им половину итальянской пиццы. Кстати, остальные мои коллеги ели макароны со всякими соусами. Причем, если они едят это постоянно, то непонятно, почему все такие худые? Наверное, такого рода интенсификация труда выживает все лишнее…

В общем, я впервые познакомился с конкретной эксплуатацией человека человеком, с конкретным капитализмом и бесправием. Хотя, когда я пришел просить выплатить мне деньги, за эти два дня – 8 и 10 часов – я получил 50 евро. То есть, минималку. Как оказалось, все постоянно перерабатывают, но за переработки в месяц доплачивают только 100 евро. Капитализм…

Между прочим, в команде ресторана работали три непальца, три итальянца, испанка, украинка, узбек и, кажись, три португальца. Ну и на посудомойке – три здоровенных негра, не узнал, откуда именно. Кстати, на мытье посуды работа, пожалуй, еще более трудная, нежели помощником повара. Так что, считаю, что у меня была еще очень неплохая должность. И еще – другой повар, португалец – любезно подвез меня ДВАЖДЫ в конце смены домой. Пешком мне чесать минут 40…

Приятно, блин!

Так что, познакомившись с тяжелым физическим трудом, я понял, что на ближайшее время это – единственная реальная перспектива заработать денег. Поэтому радостно стал хвататься за такие возможности – разгружал леса для маляров, утеплял окна в офисе, на уровне 2-го этажа с лестницы, продолжая при этом писать статьи…

И вот тут внезапно мне подфартило – меня пригласили работать… педрейро.

После того, как я, приехав в Португалию, поселился в районе Куимбры, который называется Педрулья, я с опаской стал относиться к португальскому языку. Потому что разные слова в португальском языке мне были очень знакомы. Например, нож по-португальски звучит «фака». А слово «тяжело» поразительно напоминает португальское слово «тижоло» – кирпич. Слово «дуро» – это как раз тяжелый, крепкий. А «дурак» – это по-португальски «толо». И еще куча синонимов. Ну и так далее – были весьма забавные словосочетания, которые вызывали улыбку. В частности, эта самая Педрулья меня долгое время смешила.