В первый миг герцог подумал, что плохо расслышал Килкрейга.

Лишь чрезвычайным усилием воли ему удалось не раскрыть рот от изумления.

После долгого молчания он спросил, и голос его ему самому показался чужим:

– Вы сказали, что я должен… жениться на вашей дочери?

– Она вошла в брачный возраст, но мужа ей я еще не подыскал, – ответил Килкрейг. – И мой, и ваш кланы будут уважать ее как герцогиню Стратнарн. Все трения между нами исчезнут, и мы сможем сообща дать отпор Маклаудам.

«Звучит очень разумно», – подумал герцог, поддаваясь чарам глубокого звучного голоса Килкрейга.

Но тут же напомнил себе, что не собирается жениться – тем более на невежественной шотландской дикарке, отстоящей от его обычного образа жизни столь же далеко, как какая-нибудь австралийская туземка!

– Я полностью согласен, – заговорил герцог вслух, – , что мирный договор и объединение будут выгодны для обоих наших кланов. Однако, надеюсь, вы поймете, если я скажу, что в настоящий момент не имею намерения жениться…

Килкрейг откинулся в кресле.

– В таком случае, ваша светлость, нам нет смысла продолжать разговор. Торквил Макнарн отправится в Эдинбург. Надеюсь, судьи не будут к нему слишком строги, учитывая его юный возраст.

Герцог не вскочил с места: он остался сидеть, не сводя глаз с Килкрейга и мысленно ища какой-нибудь способ вырваться из этой ловушки.

– Мне кажется, – заговорил он наконец почти просительно, – то, что я согласен принести клятву дружбы, – уже большой шаг вперед. К чему же мне обязательно жениться?

Килкрейг не пошевелился.

– Во-первых, – ответил он, – я сомневаюсь, что мой или ваш кланы поверят одним словам. Им нужен зримый, материальный знак, подтверждающий, что наши отношения изменились.

Герцогу пришлось признать, что это очень похоже на правду. Более того, поскольку большинство горцев не умели читать, их трудно было ознакомить с новым положением вещей. Килкрейг прав: лучше всего сделать это на пышной и запоминающейся церемонии, на которую, без сомнения, прибудет большинство членов клана.

– Во-вторых, – продолжал Килкрейг, – если я отдам вам Торквила сейчас, кто поручится, что вы не разорвете наше соглашение?

– Вы сомневаетесь в моем слове? – резко спросил герцог.

Килкрейг цинично улыбнулся – уголки губ слегка приподнялись, но глаза остались холодными.

– Такое уже случалось в прошлом. Вспомните, как в 1423 году ваш предок поклялся не нападать на наши северные земли.

Герцог не помнил этой истории, а может быть, и никогда о ней не знал.

– Килкрейги поверили ему, – продолжал старик, – и Макнарны захватили их врасплох. Они убили пятьдесят наших воинов, обесчестили их жен и дочерей, угнали весь их скот!

По голосу старика герцог почувствовал, что эта давняя история для него жива и важна, как будто произошла вчера.

– Я долго думал, – продолжал Килкрейг, – и понял, что только брак между вами и моей дочерью принесет мир на нашу многострадальную землю.

– Значит, если я не соглашусь на ваше предложение, – произнес герцог, – вы отправите Торквила в Эдинбург?

– Люди уже снаряжены в дорогу, – отозвался Килкрейг. – Мой старший сын поедет с ними и подаст иск. Герцог застыл на месте. Он знал, что, бросив Торквила в беде, не сможет взглянуть в лицо ни одному человеку из своего клана. Более того, его собственное имя окажется непоправимо запятнано.

Он представил себе, как быстро пронюхают эдинбургские журналисты, что племянник герцога Стратнарна заключен в тюрьму, словно простой воришка!

Несомненно, по времени суд совпадет с приездом короля, значит, герцог превратится в посмешище не только для шотландцев, но и для знатных англичан, сопровождающих Его Величество в путешествии. Он понял, что загнан в угол: выхода нет. Чтобы выиграть время, герцог задал еще один вопрос:

– А ваша дочь согласится?

– Моя дочь, как и все остальные члены моей семьи, сделает то, что я ей прикажу, – ответил Килкрейг. – Она будет служить вам так же верно и послушно, как и мне.

«Почему я молчу? – думал герцог. – Почему не встану и не скажу Килкрейгу, что никогда не поддамся на этот грубый шантаж?»

Однако он видел, что этот старик во многом похож на его отца: как и отца, его невозможно сбить с намеченного пути ни уговорами, ни мольбами, ни угрозами.

Чертово шотландское упрямство! Все они такие – готовы умереть, но не покориться. Скорее будут драться до последнего издыхания, чем признают себя побежденными.

В какой-то миг герцогу показалось, что он спит. Сейчас он проснется у себя в лондонском особняке, где нет никаких вопросов и сложных решений – кроме, может быть, вопроса о том, каким узлом завязать шейный платок.