И все, они уже были в тамбуре, ведущем на лестницу. Отрезаны от всего мира, она в кольце его рук. У самой стены, и не шельнуться. Все так неожиданно, Маша и ахнуть не успела, а мужчина уже жадно целовал ее.

Наверное, от дикой смеси эмоций, но ее мгновенно унесло. Когда он через долгое-долгое мгновение оторвался, оба дышали тяжело.

– Хочешь, я набью твоему Торопову морду?

Он смотрел в ее глаза, и Маша понимала - сделает. Это было так средневеково.

– Нет, - повела плечом она.

Секунду Владимир еще смотрел ей в глаза. Потом сказал, качнув головой:

– Ну его к черту, Маша! Давай, я увезу тебя отсюда. Мои люди прекрасно справятся со всем. Отобьем твою фирму, а не захочешь эту, я тебе другую куплю.

И это сделает.

Боже, ей такого никто не говорил сроду. Внезапно стало весело, отдалилось все, что не давало ей покоя, сидело в душе гвоздем. И дела в фирме, и предстоящий развод. Но нет, совсем расслабляться нельзя.

– Я должна сама, понимаешь?

Общее собрание акционеров уже послезавтра, ей нужно было, чтобы оно прошло в правильном ключе. Как ей надо. Иевлев медленно, шумно выдохнул:

– Хорошо.

Поцеловал ее, потом отодвинулся и мотнул головой:

– Иди. Мне еще нужно переговорить с Колей.

Оттуда Мария выходила немного ошалевшая. Еще дрожали колени, губы разъезжались в улыбке и невозможно было скрыть блеск глаз. Да и черт ним. Теперь зато она могла продержаться и до конца дня, и дальше.

Когда почти уже дошла, ей встретился Коля, выходил из приемной.

– Мне Иевлев сказал подойти, - начал сын оглянувшись.
– Не знаешь, где он?

– А? Да, конечно, - Маша только чуть-чуть покраснела и неопределенным жестом показала в конец коридора.
– Он... ждет тебя там.

***

Иевлев ждал Колю в том самом, отгороженном витражом от коридора рекреационном затоне, где был устроен уголок отдыха с диванами и растениями. Стоял у стеклянной стены, за которой был виден город. Руки заложены в карманы, крепкий мужчина, ноги уверенно стоят на земле.

Коля несколько секунд смотрел на него, потом проговорил:

– Вы хотели меня видеть?

Мужчина обернулся и пошел к нему.

– Да, заходи и дверь прикрой. И можно на ты.

И сел на один из диванов первым. Коля мысленно хмыкнул, однако же, выполнил все, что тот сказал, и сел напротив. Иевлев откинулся назад и одну руку положил на спинку дивана. Нога закинута за ногу. Вроде расслабленная поза, но во всем этом ощущался хищник, видимая расслабленность обманчива.

– Речь пойдет о твоем отце, - негромко сказал Иевлев и перевел на него взгляд.

А Коля невольно напрягся. Тема была ему неприятна, однако ответил он ровно:

– Я уже понял это.

– Я рад, - кивнул мужчина.
– Теперь я спрошу иначе. Понимаешь ли ты отчетливо, что происходит?

Это было в какой-то мере оскорбительно, говорить ему такое, как будто он щенок несмышленый. Конечно, он понимал, что этот мужик здесь не просто так, у него свой интерес. Но в данный момент он помогает матери. Коля чуть подался вперед и сдержанно проговорил:

– Достаточно отчетливо понимаю.

– Хорошо, - Иевлев тоже переместился на диване.
– Я вот что хотел сказать, Николай. Я мог бы уничтожить твоего отца сам.

У Коли на миг сжалось сердце. Но только на миг. А Иевлев теперь смотрел в сторону, прищуренный взгляд сфокусировался на карликовой пальме в кадке.

– Но это выглядело бы просто войной двух мужиков, у которых давние счеты, - негромко произнес тот.
– А это не совсем так. Вернее, даже совсем не так. Поэтому я мог бы в этот раз остаться в тени и спрашиваю, готов ли ты, к тому, что произойдет?

Не было слов. Коля смотрел на него молча.

– Мне уже приходилось делать такое, - негромко продолжал Владимир Иевлев.
– Можешь спросить Сашу Королева. Я уничтожил его отца и не просто уничтожил, а пустил его семью по миру.

Звучало странно. Такое ведь не прощают? А между тем, Александр Королев в его команде, и Коля знал, что они очень близко и тепло общаются. Вслух спросил:

– Это как?

– Там было за что, поверь, потом узнаешь подробности, если захочешь. Но.
– Иевлев повернулся к нему.
– Тогда я избавил Сашу от участия в этом, потому что так надо было. А сейчас я предлагаю тебе. Готов ли ты заняться этим. Справишься ли?