Да что же это такое? Почему она должна переживать это всё? Проплакала полночи и проснулась уставшей и разбитой вконец. Ну и что, ей всё равно, какой она предстанет перед ним, перед своим будущим мужем. Ей всё равно!

* * * * *

С каждым днём ему становилось лучше, он даже начал потихоньку подниматься, а ещё через несколько дней и ходить. Ллоис не отходила от него, как и обещала, выводила его на улицу и усаживала на осеннем солнце. Молодой человек набирался сил, но так и не мог вспомнить, кто он и как его зовут. Все попытки сестёр-бегинок разыскать хоть что-нибудь о пропавших в округе ни к чему не привели. Имя молодого человека было неизвестно, а искать хоть кого-то без имени – пустое дело.

С каждым днём, чем больше больной общался с молодой бегинкой Ллоис, тем больше замечал, какими долгими становятся его взгляды на лице девушки, как он любуется ею, как ждёт встреч с ней по утрам, с какой тоской ожидает расставаний, неизбежных в их случае.

Нет, бегинки, конечно же, не были монахинями, они не давали обетов и всегда могли вернуться к мирской жизни из своей обители. Но вряд ли Ллоис покинула бы своё братство, чтобы остаться с незнакомым молодым человеком, у которого даже нет имени. Кто он? Ремесленник или торговец? Из каких он земель? Что у него за семья? Чем он может зарабатывать себе на жизнь?

И молодой человек понимал, что он в обители лишь временно, как только ему станет лучше, он должен будет уйти. Ему спасли жизнь, дали приют и заботу, но нельзя постоянно пользоваться чужой добротой.

Он вздохнул, поправляя на себе тёплый плащ. Глаза следили за ребятнёй, играющей на лугу в мяч. Сюда, в обитель, привозили брошенных детей, или иногда матери оставляли своих детей на время, когда начиналась осенняя страда или надо было отлучиться на несколько дней в город или в далёкую деревню. Мальчишки пинали мяч, сшитый из кожи и набитый шерстью и опилками, кричали и смеялись. Осеннее солнце днями пригревало, а с деревьев сада летели жёлтые листья.

– Эрвин! Эрвин! Давай сюда!

– Лови! Лови!- кричали мальчишки друг другу.

Его словно подбросило, будто кто ударил по лицу.

Эрвин? Эрвин! Ну, конечно... От волнения даже в глазах помутилось, и сердце застучало тревожно, будто ещё миг – он вспомнит всё, что не помнил до этого. От напряжения разболелась голова. Нет! Всё пустое! Он сумел вспомнить лишь своё имя...

Приложив усилия, он смог подняться. «Надо сказать кому-то... Где ты, Ллоис? Ты должна знать, кто я... Ллоис...»

Сил хватило только на то, чтобы войти в церковь. Замер в дверях, обессилев на двух ступеньках. Сёстры заозирались на него. Шла служба, наверное, обедня...

Ллоис поспешила навстречу, поддерживая под плечо, не дала упасть, зашептала тревожно:

– Что вы делаете? Зачем вы ходите так далеко? Вам нельзя... Надо было дождаться меня, я бы помогла... Пойдёмте... Я помогу вам, я доведу вас до кровати... У вас жар! Что случилось?- Даже через ткань плаща и рубашку чуткие девичьи пальцы ощущали жар его тела, глаза смотрели с тревогой.

– Ллоис... я... я вспомнил... я смог...

– Что?- Тёмные брови от удивления вскинулись вверх, девушка смотрела с тревогой.

– Я вспомнил своё имя... вспомнил, как меня зовут... Я – Эрвин...

– И всё?- Она ждала продолжения.

– Да...- ответил.- Я – Эрвин...

– Пойдёмте.- Она вывела его на улицу, прикрыв дверь церкви за собой.- Это хорошо. Память вернётся к вам, я же говорила. Только вы успокойтесь, не волнуйтесь так, всё будет хорошо...

– Я – Эрвин... Эрвин...- повторял он всю дорогу, даже тогда, когда Ллоис укладывала его в кровать, поила отваром малины и шалфея. Он всё никак не мог поверить, что ему что-то удалось вспомнить, всё пробовал своё имя на вкус, всё хотел вспомнить ещё что-то, но ему не удавалось. Огромные глаза, испарина на лбу, и румянец на скулах выдавали его состояние, но он всё не сдавался.- Я – Эрвин...

* * * * *

Никто её даже слушать не стал. Епископ обещался приехать только на свадьбу, да и то, если сумеет вырваться, а барон Элвуд выслушал её, глядя неподвижным взглядом в лицо, не перебивал, а потом отрезал одной фразой:

– Готовься к свадьбе, дорогая.

О, от подобного обращения даже слабость навалилась. Она никому не нужна здесь, никого не волнует, что чувствует и думает она сама. А она-то верила, что здесь люди, а не звери, что её выслушают и попытаются помочь, а вышло...

На свадьбу съезжались гости, весь замок готовился к празднику, везде наводили порядок, сновали слуги, и только молодая баронесса смотрела на всё с больным сердцем. Нет. Она хотела всеми силами остановить это безумие, прекратить это всё, что творится вокруг. Но как? Как это можно было сделать силами одного человека, пусть, даже если это и невеста?

Лучше бы она не покидала своего монастыря, здесь же она была как в клетке, всюду чужие люди, чужие места, громада каменного замка, и поля, рощи, деревни, принадлежащие барону Элвуду. Неужели ей придётся смириться? Стать женой этого мрачного человека? Стать хозяйкой здесь?