— Мысли об Айлин тебе не дают покоя, да? — спросил я, направляясь к платформе подъемника следом за двумя пожилыми дамами.

— Нет. Вообще, о чем ты, Елецкий? Мне все равно, как ты там с ней развлекаешься, — Ольга проворно шагнула на платформу и отвернулась к стеклу, за которым открывался вид на Москву-реку и Волочаевский мост — нему тянулся длинный поток эрмимобилей.

С минуту мы молчали, потом, когда платформа, подрагивая, начала движение, княгиня сказала:

— Зачем ты сказал, что мечтаешь видеть меня без платья? Подобные желания тебе не кажутся слишком самоуверенными?

— А разве это не естественно, когда молодой мужчина, желает видеть раздетой такую красивую даму как ты? Я был просто честен в своих желаниях, — положив ей руки на талию, я прижался к ней сзади.

— Молодой мужчина? — она усмехнулась, не поворачиваясь, глядя в сторону моста, над которым мы поднимались.

Я прижался к ней сильнее и шепнул на ухо:

— Видеть, ту которая мне очень нравится уже много лет, — добавил я и поцеловал ее в шею.

— Все, хватит… — она часто дышала, неуверенно, слабо отталкивая меня. — Саш, все… Мы уже проехали. Давай на выход. Придется спускаться пешком два этажа.

В этой части башни и на несколько уровней ниже располагались дорогие салоны одежды, изысканной мебели и весьма недешевых вещей. Еще этажом ниже находился престижный магазин устройств для быта и домашних роботов. Все здесь: отделка стен, обрамление окон, диваны и кресла — дышало стариной, этакой эпохой Петра 12. Тех счастливый времен, когда в небе еще не летали виманы, а самым быстрым средством передвижения считались величественные дирижабли. Аристократия почитала ту эпоху, ушедшую почти три века назад. Любила за размеренность, ясную простоту, прекрасные произведения искусства и литературы, которые считаются непревзойденными до сих пор. И почти каждый гражданин империи любил вспоминать о том времени за победоносные войны, благодаря которым Россия приросла карибскими губерниями. И, конечно, за знатные оплеухи, нанесенные Британии. Величайший император Петр 12, как и его сын были так щедры на них.

— Нам сюда, — спустившись по ступеням, княгиня повернула направо.

Справа над резной аркой, украшенной янтарными рельефами, блестела надпись «Золотые Лилии». С другой стороны из-за портьеры доносилась музыка: кто-то играл на клавесине мелодию из оперы «Жаркие ночи Кубы».

Привратник, почтенно склонившись перед нами, тут же открыл створку тяжелой двери со словами:

— Ваше сиятельство, прошу! Очень рады вам!

А дальше… Дальше княгиню, которая явно заглядывала в «Золотые Лилии» не первый раз, обступили несколько женщин, после вежливого приветствия их речи быстро ушли в неведомые мне сферы: о качестве самарского атласа, фасонах госпожи Шиловой и свежих поставках из ташкентской мануфактуры. Я их не слушал, и для этих говорливых дам меня словно не существовало. Возможно, они приняли меня за слугу госпожи Ковалевской, что и к лучшему.

— Елецкий, смотри сюда, — вдруг вырвала меня из отвлеченных размышлений Ольга Борисовна: — Я хочу красное, но… — тут она замялась, переложив одно из ярко-пурпурных платьев, потом другое, потом вовсе потянувшись к голубому, — и это тоже неплохое. А если это с золотым шитьем? Хотя его только на бал или во дворец. Ну, что скажешь? Все не хочется мерить.

— Оль, я не знаю. Ты чаще всего носишь синие и голубые — прекрасно к твоим волшебным глазам, — высказался я. — А в красном я тебя еще не видел.

— Значит, сейчас увидишь. Так давайте это, это и это в примерочную, — Ковалевская отложила несколько нарядов и направилась к двери между двух высоких зеркал. — Да, еще вон то тоже принесите, — она обернулась, указав одно из платьев, оставшихся на длинном столе. Потом глянула на меня: — Ты жди здесь, — строго сказала княгиня. — Я позову.

Она позвала нескоро. Вернее, вышла сама в наряде темно-красного атласа с золотистым шитьем по краям:

— Смотри на меня. Нравиться? — Ковалевская казалась сосредоточенной, будто сейчас от выбора зависело что-то невыразимо серьезное, немного попозировала, подбоченившись.

— Великолепно, — сказал я, подходя ближе и попытавшись ее приобнять.

— Руки! — сердито шепнула она. — При них не надо, — добавила она, бросив взгляд на хозяйку салона и ее помощниц. — Сейчас другое померю.

Она исчезла минут на пять. Неужели так долго можно надевать платье? Появилась снова в красном, но в другом, более легком, достоинством которого было то, что сбоку открывались бедра до самого верха. Ну, очень соблазнительно! А руки пускать в ход княгиня пока запрещала.

— Нет, это мне не нравится, — решила Ковалевская, повертевшись перед зеркалом и бросила мне: — Жди!

Еще минут пять томительного ожидания, в обществе незнакомых дам, болтавших о чем-то не интересном. И вот наконец Ольга Борисовна в роскошном голубом с золотом наряде, которое очень идет ее глазам.

— Нравится, Елецкий? — она замерла передо мной, глядя на меня с прищуром и улыбкой.

— Очень! Какая роскошная девочка! — вполне искренне сказал я.