Шрифт:
Фенелла закрыла футляр и, держа в руке гагатовые бусы и серьги, направилась вниз на поиски более или менее чистой комнаты, где она смогла бы переодеться.
Платье было ей немного великовато в талии и чуть длинно, но в целом сидело неплохо, и, как Фенелла и надеялась, она выглядела в нем значительно старше.
Она уложила волосы в высокую прическу, аккуратно заколола их и с улыбкой подумала, что это прибавило ей роста и солидности. Надев гагатовые бусы и серьги, она направилась вниз.
Лорда Корбери нигде не было видно. В конце концов она нашла его в той комнате, где хранилось оружие.
— Отсюда мне хорошо будет слышен звук подъезжающего экипажа, — сказал он быстро, словно опасаясь, что она рассердится, не найдя его в холле.
Он чистил ствол одного из ружей и даже не поднял головы.
— Я готова, — сказала Фенелла. Он взглянул на нее, и у него вырвалось изумленное восклицание.
— Я бы тебя не узнал, — проговорил он. — Ты выглядишь так респектабельно!
В глазах у него прыгали чертики, и Фенелла сурово ответила:
— Еще одно слово, Периквин, и я откажусь играть роль унылой и степенной жены, каковую ты, без сомнения, выбрал бы себе сам.
Лорд Корбери не отвечал. Он молча разглядывал ее, а потом заметил:
— Я даже не подозревал, что у тебя такая белая кожа. Тебе следует чаще носить зеленое.
— Твои комплименты меня просто ошеломили, — ответила Фенелла. — Когда ты ухлестываешь за очередной красоткой, ты придумываешь их для нее заранее, или обычно у тебя это получается экспромтом?
— Ах ты маленькая колючка! — вскричал лорд Корбери.
Он шагнул к ней, как бы намереваясь схватить за плечи и потрясти, что он частенько проделывал, когда она подначивала его, но в этот момент они услышали стук колес.
— Она приехала! — воскликнула Фенелла. — Периквин, не забудь задержать карету, а мне остается лишь надеяться, что она поверит всему тому вздору, который я ей наговорю.
Стук колес приближался, и Фенелла, подхватив юбки, вышла в коридор и поспешила в холл.
Не успела она войти в холл, как карета подъехала к подъезду. Фенелла остановилась, с трудом переводя дыхание, и почувствовала, что лорд Корбери, который вбежал в холл следом за ней, тоже остановился.
— Не дай уехать карете, что бы тебе ни пришлось для этого сделать, — прошептала она и с уверенностью, которой не чувствовала, направилась к входной двери.
Дверь была открыта, и Фенелла увидела, как по залитым солнцем каменным ступеням поднимается очень элегантная дама.
Мадам д'Арблей оказалась чрезвычайно привлекательной женщиной. Черноволосая, со слегка раскосыми глазами и изящно очерченными алыми губками, она не была красавицей в общепринятом смысле, но, глядя на нее, Фенелла подумала, что никогда не видела более интересного лица.
Она была одета в черное, но ее изысканный, элегантный парижский туалет сильно отличался от унылого, скромного траура английских вдов.
Сделав глубокий вдох, Фенелла шагнула вперед и присела в реверансе.
— Вы, должно быть, мадам д'Арблей, — улыбнулась она. — Я счастлива приветствовать вас в Прайори.
— Рада вас видеть, madame, — ответила мадам д'Арблей. — Лорд Корбери получил мое письмо?
Она говорила с сильным акцентом, который придавал ее речи особое очарование.
— Да, конечно, мадам, — сказала Фенелла. — Прошу вас.
Она пересекла холл и открыла дверь, ведущую в гостиную. Пропустив мадам д'Арблей вперед, Фенелла украдкой бросила взгляд в коридор и увидела стоявшего в полумраке лорда Корбери, готового сразу же броситься к почтовой карете.
Фенелла вошла в гостиную и плотно прикрыла дверь.
— Прошу вас, садитесь, мадам, — сказала она. — Боюсь, ваше путешествие было очень длинным и утомительным. Мы с мужем не были уверены, в какое время вас ждать.
На лице мадам д'Арблей отразилось удивление. Она медленно проговорила:
— Вы не сказали мне своего имени, madame, хотя мое вам известно.
Стараясь, чтобы ее голос прозвучал уверенно, Фенелла ответила:
— Я леди Корбери, жена Периквина.
— Его жена!
Эти слова прозвучали, как выстрел. Внезапно выражение на лице француженки резко изменилось. Она больше уже не казалась привлекательной и интересной. Глаза ее сузились, губы плотно сжались, превратившись почти в прямую линию. Ее лицо утратило всякий намек на аристократичность, выдавая ее низкое происхождение.