— Это хорошо! — удовлетворенно отреагировал посол.

— Это замечательно! — поддержал Глузман. — Но, Николай Трофимович, вы представляете, где, примерно, Кандалузия. а где Одесса?

— При чем здесь Одесса? — удивился Самоедов.

— А при том, что прямо из Одессы в Кандалузию ходят огромные пароходы и забирают собранную посуду. Доставка каждой бутылки из-под виски обходится примерно в один рубль тринадцать копеек. Это не я подсчитал, это экономисты подсчитали. Однако, как вы знаете, американские бутылки отличаются от наших. И потому, когда пароходы, проделав кругосветное путешествие, наконец возвращаются и привозят посуду в Одессу, стеклотару из-за нестандартности пускают под пресс. Так растет и крепнет наша дружба. Кой-какие деятели сказали, что дешевле было бы оставлять принятую посуду на островах. Но эти недальновидные горе-экономисты не учли, что тогда нам незачем было бы строить в Кандалузии порт.

— Какой порт?

— Николай Трофимович, я, конечно, извиняюсь, но вы невнимательно слушаете. По-моему, я уже говорил, что из Одессы за стеклотарой приходят огромные пароходы. Говорил? А как. по-вашему, пароходы могут подходить к острову, если там нет приличного порта? А кто построит этой нищей стране порт, если не мы? Прежде кандалузцы ездили сдавать в Штаты посуду на моторных лодках, и им не нужен был порт. А пароходам порт нужен. Реакционная пресса подняла, конечно, шумиху, будто мы строим не порт, а военную базу. Но я вас спрашиваю, кто в это поверит? Вы, например, поверите? Любому здравомыслящему человеку доброй воли ясно, что эти досужие вымыслы рассчитаны на то. чтобы вбить клин между нашими дружественными народами.

— Разумеется, разумеется, — закивал Самоедов. — Но у меня к вам еще один вопрос… Мне говорили, что там, в Кандалузии, недавно были серьезные беспорядки. Вы не слышали об этом?

— Нет, я об этом не слышал, — подчеркнул Абрам Маркович. — Я об этом читал. И, между прочим, не где-нибудь, а в «Вечернем Вечногорске». Там-таки были беспорядки. И еще какие! Из-за них-то, насколько я понимаю, и сняли вашего предшественника…

— А из-за чего они произошли, эти беспорядки? Я наводил справки, но мне никто ничего толком не мог объяснить…

— И неудивительно, — сказал Глузман. — Я сам долго не мог понять, что там случилось. И если бы моя жена Нина Семеновна мне не подсказала, я бы и сейчас не знал.

— Ваша супруга тоже интересуется международными делами? — удивился Самоедов.

— Никогда в жизни! Она же не Индира Ганди. Но, в отличие от Индиры Ганди, она типичная советская домашняя хозяйка. И благодаря этому она поняла, что произошло в Кандалузии. раньше, чем я.

Николай Трофимович был всерьез заинтригован.

— Ну, ну, — заторопил он.

— Видите ли. не мне вам говорить, дружба между государствами — дело сложное. — начал издалека Абрам Маркович. — И трудно предусмотреть, какие преграды станут на пути этой дружбы. Преграды могут быть экономические. политические, религиозные — я знаю! В одной стране, представьте себе, одна религия, а в другой, как назло, другая… Но в данном конкретном случае произошло совсем третье, чего никак нельзя было предусмотреть. Уж мы, казалось бы. ничего не жалели для Кандалузии. И принимали у них ненужную нам посуду, и специальные палатки для приема построили, и лучших наших приемщиков туда послали. Николай Трофимович, разрешите, я буду с вами откровенен.

— Я вас об этом как раз и прошу.

— Так вот не подумайте, что я насмотрелся по телевидению слишком много фильмов о разведчиках и шпионах… Я вообще не люблю телевизор. Но я понимаю, что у советских приемщиков посуды в Кандалузии была-таки вторая профессия. То есть работа в палатках была как раз у этих приемщиков второй профессией. В то время как первая профессия была у них гораздо серьезней, ответственней и опасней.

Самоедов дипломатично промолчал.

— Наши славные разведчики, чтобы не быть разоблаченными, перед тем как стать приемщиками посуды в Кандалузии. прошли суровую школу работы в советской торговой сети. Там они отлично освоили своеобразные методы обращения советских работников прилавка с покупателями, и теперь даже самый опытный глею не смог бы отличить наших отважных приемщиков стеклотары от обычных хамоватых советских продавцов. И произошло непредвиденное. Даже для не избалованных кандалузцев мещеры наших продавцов показались немного грубоватыми, я бы сказал, невоспитанными. Не до конца цивилизованные жители Кандалузии отличались прирожденной вежливостью, патриархальным уважением к старшим и наивной честностью. И поэтому, столкнувшись с непривычными для них дикими нравами нашей торговли, бедные аборигены растерялись. Им казалось, что они чего-то недопонимают. И туземцы начали роптать. Но на опытных штирлицев это не подействовало, и они продолжали вести себя так. как их учили. Я воображаю, как они орали на робких туземцев, как они их обсчитывали! Не для наживы обсчитывали, упаси бог. а чтобы не отличаться от наших настоящих продавцов и тем самым не вызывать подозрений. Вы только представьте себе, как какой-нибудь бедолага туземец, чтобы заработать для семьи пару копеек, тащит на себе с другого конца острова мешок с бутылками. А когда этот абориген добирается наконец до палатки, он видит на ней записку: «Ушел на базу» или «Закрыто на переучет». Ну? Вы только вообразите себе эту картину, и станет ясно, почему на островах произошло восстание.

Это, повторяю, не моя гипотеза, это гипотеза моей жены, которая чаще меня ходит в наши магазины. И я так полагаю. что она права.

Короче говоря, восставшие туземцы приемные палатки сожгли, приемщиков разогнали, и тем пришлось вплавь добираться до соседних стран. Хорошо еще, что у наших работников прилавка такая замечательная физическая подготовка. Американские враги разрядки воспользовались восстанием и внесли в Конгресс закон об отмене эмбарго и возобновлении закупок посуды у граждан с островов Святого Пафнутия. Это могло нанести непоправимый удар нашей бескорыстной дружбе и иметь далеко идущие последствия. Но, слава богу, силы мира восторжествовали, Конгресс не принял новый законопроект, но зато мы вдвое повысили закупочные цены, утроили число приемных пунктов на архипелаге Святого Пафнутия и в десять раз увеличили Кандалузии заем. В общем, скандал кое-как удалось замять. Но я вам, Николай Трофимович, как послу не завидую: хоть в приемных пунктах работают теперь новые товарищи, школу-то в нашей торговой сети прошли старую, и все может повториться. Так что у вас положение будет довольно сложное…

— Ничего, Абрам Маркович, как-нибудь! — бодро пообещал Самоедов. Но на душе у него стало тревожно.

Когда премьер Кандалузии Хулахуп побывал с визитом дружбы в Москве, на него самое большое впечатление произвели дрессированные медведи в цирке и многоэтажные здания министерств на Калининском проспекте. В каком-то смысле министерства ему понравились даже больше, чем медведи. И он решил именно с создания таких же учреждений начать превращение отсталой Кандалузии в передовую державу.