Шрифт:
Скажу даже больше: этот лихой Поженянов номер, пожалуй даже усиливал трагизм блоковского стихотворения. так сказать, структурно обнажая и подтверждая главную его мысль: вертись хоть так, хоть этак, хоть становись с ног на голову — все равно. Жизнь — замкнутый круг. «Все будет так. Исхода нет».
Здесь же, у подоконника, певали мы любимые наши институтские песни. Главную из них, наш институтский гимн, сочинил Владик Бахнов:
Есть в городе бульвар небезызвестный, А на бульваре памятников два. Быть по соседству с ними очень лестно. Но наш Лицей имеет все права! Пусть Тимирязев повернулся задом И Пушкин прикрывает шляпой зад, — Сыны Лицея будут только рады. Что классики за ними не следят. Знакомые дорожки и тропинки И коридоров тесненький уют. Здесь гении в изодранных ботинках Высокое искусство создают.Владик был автором доброй половины тогдашнего нашего студенческого фольклора.
Одна из множества шуточных песен, сочиненных им в давние времена и распевавшихся на наших литинститутских капустниках (иногда — очень редко! — он сочинял их в соавторстве с кем-нибудь, чаще — в одиночку), начиналась так:
Пятнадцать консультантов. Неловко вставши в ряд. На молодых талантов Испуганно глядят.Испуганно потому, что, как выясняется из дальнейшего текста песни, видят в этих молодых талантах опасных конкурентов, напирающих на них жадной толпой и грозящих оттеснить от всех мыслимых жизненных благ. Восседая на кафедрах, эти пятнадцать маститых участников «литпроцесса» обращаются к молодым талантам с такой увещевающей, предупреждающей речью:
Литература — наша страсть. В литератур — наша власть! Газеты, журналы и окна ТАСС — Эти блага пока не для вас! Литература — наш удел. Он накормил нас и одел! Литфонды, лимиты. Пегас и Парнас — Эти блага сейчас — не для вас!..Но завершался этот хор более или менее утешительно и даже — обнадеживающе:
Ваша придет еще пора: Будут давать вам литер — «А», Будете ездить еще тайком На Пегасе в Литфонд за пайком!Шутка оказалась пророческой.
Почти все студенты Литературного института того поколения, к которому принадлежал автор этой песни, так или иначе вошли в литературу. Многие — довольно быстро и весьма успешно. А некоторые (Юрий Трифонов, Владимир Тендряков) вскоре оказались на таких высоких ступенях тогдашней литературной иерархической лестницы, о которых ни один из пресловутых «пятнадцати консультантов» не смел даже и мечтать.
Не так стремительно, но тоже сравнительно скоро утвердились в литературе и многие другие литинститутцы послевоенного поколения. Но далеко не все из них сразу нашли себя. Вот, например, мои сокурсники — Владимир Солоухин и Александр Рекемчук — в те времена полагали себя поэтами, а о прозе, сколько мне помнится, даже и не помышляли. Можно было бы вспомнить и привести примеры и более длительного «хождения по жанрам» молодых талантов, не сразу обретших свое истинное литературное призвание.
Владик Бахнов нашел себя сразу.
Собственно, искать себя ему просто не пришлось. С самых первых его шагов в литературе обнаружилось, что его стихией, его призванием, его единственной склонностью, властно подчинившей себе все — и тогдашние, и позднейшие — его поэтические начинания, был смех.
Впоследствии им были испробованы едва ли не все существующие в природе жанры комического — от эпиграммы до кинокомедии и сатирической повести. Но главным литературным жанром, в котором он выразил себя поистине блистательно, был едва ли не труднейший и, уж во всяком случае, редчайший из них — жанр литературной пародии.
Редчайший, потому что, помимо изощренного версификационного мастерства, острого чувства комического и совершенно особого дара художественной имитации, жанр этот требует еще и некоторых других качеств. Ведь истинный пародист — это не только карикатурист, пересмешник, имитатор, но также и (а быть может, даже не «и», а прежде всего) — литературный критик. И не просто, а в том не так уж часто встречающемся понимании этого рода деятельности, о котором написал однажды в письме Горькому К. И. Чуковский:
«Я затеял характеризовать писателя не его мнениями и убеждениями, которые ведь могут меняться, а его органическим стилем, теми инстинктивными, бессознательными навыками творчества, коих часто не замечает он сам. Я изучаю излюбленные приемы писателя, пристрастие его к тем или иным эпитетам, тропам, фигурам, ритмам, словам, и на основании этого чисто формального, технического, научного разбора делаю психологические выводы, воссоздаю духовную личность писателя».
Именно это, в сущности, и делает настоящий, талантливый пародист. С той только разницей, что он излюбленные стилевые приемы и пристрастия пародируемого автора не изучает, а постигает художественно. Художественно — это значит не всегда даже осознанно, иногда — интуитивно. Что, впрочем, отнюдь не мешает литературной пародии быть одним из тончайших и острейших инструментов литературно-критического анализа.
Но начинается все это. как правило, с подражания. С передразнивания.
Одним из самых первых стихотворных опытов Владлена Бахнова была поэма, написанная им летом 1945 года. Представляла она собой откровенное подражание знаменитой в то время поэме Иосифа Уткина «Повесть о рыжем Мотеле».
По сути своей поэма была лирической. И главного ее героя, хоть он и был двойником того самого, уткинского Мотеле (а может быть, даже и самим этим рыжим Мотеле, перенесенным в иное время и новые обстоятельства), с полным основанием можно было бы назвать лирическим героем, поскольку за этой маской скрывался (даже и не очень скрывался) сам автор. Об этом прямо свидетельствуют даже названия некоторых ее глав: «Мотеле в «Молодой гвардии», «Мотеле-студент», «Мотеле готовится к экзаменам», «Мотеле хочет печататься, или Консультация для молодых поэтов», «Мотеле на параде Победы».