В результате имеем то же правительство с теми же министерствами, только ни одна копейка не уходит налево, лишних людей нет, и они всё могут. Маги не принимают извинений у магов.

Но есть один жирный минус – этим людям некому что-либо приказать. Какой Григорианский календарь, когда и так всё работает? Какая Аляска, зачем? Какой китайский поход, на кой? Просится Грузия в состав? А это где?

Это самая миролюбивая страна. Или самая ленивая. Ни копейки, ни солдата на непонятные даже магам вещи. Ну, а мнение не-магов большого значения не имеет – им маги всё объясняют очень понятно и доходчиво.

Другое дело Европейские страны, Блистательная Бизантия, всё-таки принявшая турок и ислам, или могучий Китай и энергичная Япония. Там тепло. Там тоже есть маги, но они не являются властью, как в Гардарике, они власти служат и друг друга давят, чтобы на власть влиять.

От них Гардарике одно беспокойство! Хоть ту же Польшу взять – по три-четыре раза за столетие приходится урезонивать…

В целом мне не очень нравилась Гардарика. Ну, воспитан так – сам без порток, но «в Гренаде крестьянам землю отдай». А тут куркули и попросту фашисты!

Но ведь Родину не выбирают. Пусть в том мире она звалась Россия, а в этом Гардарика, княжество Московское. Я молодой боярин и маг. Можно сказать, рыцарь. Мой выбор однозначен.

Вот всегда так в жизни. Тебе практически шестнадцать лет – «мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы»! И приезжает тётя.

Я холодно спросил доктора:

– Она тебе заплатила?

– Нет, боярин, – почтительно ответил лекарь. – Мы обязаны сообщать о твоём состоянии близким, и по их запросу я испрашиваю твоего позволения на визит.

– Я приму только её в парке, – сказал я официально. – Немедленно.

– Как скажешь, боярин, – молвил лекарь и удалился.

Да вот стал я боярином. Мне долго не говорили, но, когда я стал ходить, лекарь просто вынужден был сообщить, что машина наша сгорела, а с ней нашли пристёгнутые, обугленные трупы отца, мамы и брата…

Тётка моя являлась младшей папиной сестрой. Не, были у меня ещё дядя и тётя, только мамина родня совсем не рассматривалась в вопросах наследования – у неё свой род.

Вот сестрица бати и явилась, дабы лично убедится, что я живой и в здравии, и что ей не видеть боярского звания. Тёть Свету – так её звали – я бы совсем не назвал обабившейся. Она поддерживала фигуру, несмотря на третьи роды, и чем-то непреклонным и решительным в лице походила на отца.

Тетя совсем не задавала мне глупых вопросов – она же была магом и даже состояла в Московском клане. Без особого чувства выразила мне соболезнования. И предложила продолжить реабилитацию в госпитале на год, а она пока приглядит за хозяйством.

Ага. Это означало наделить её временными правами, которые через год могут стать постоянными, если я влезу в какую-нибудь историю от нефиг делать!

Я твёрдо официально сказал, что намерен исполнить волю отца – поступить в Кадетский корпус при Академии Генштаба Московского княжества, а за хозяйством присмотрят мои уполномоченные.

– Да, боярин, – молвила тётя Света спокойно.

Другого ответа она и не ждала… если я действительно в себе.

Перевели меня на амбулаторное лечение. Попросту разрешили быть дома, отметить День Рождения, но через полгода или в случае обострения попросили обратиться в госпиталь. Доставила мою одежду наша московская экономка Миланья, добродушная пухлая тётка средних лет. На той же машине в сопровождении двух крепких молодцев поехали из загорода через всю Москву практически в центр.

Молодцев звали Авдей и Мухаммед. Авдей ехал рядом с водителем, Мухаммед прикрывал меня справа, а Миланья слева. И это не обсуждалось!

Когда залезал в машину, первым делом я тайком глянул на себя в салонное зеркало. Волосы тёмно-русые, черты правильные. Даже слишком. Те же, что у папки, тонкий нос и заострённый подбородок. Хорошо, хоть веснушки ещё остались.

Бугаи на моём фоне смотрелись увальнями, но я точно знал, что они способны на многое. Парни формально принадлежали к отцовской дружине, а фактически являлись положенными нам по боярскому статусу телохранителями. В живых они остались только потому, что в машине им не было места.