Взаимная ненависть стремительно растет, с каждым сваленным памятником, отжатым трактором, с каждым искалеченным пьяной солдатнеёй. В какой-то момент количество перерастет в качество и уже не сработает страх бомбежек, зачисток и фильтрационных лагерей. Значит, снова смерти.

Но самое страшное даже не это, а то, что на остальной «едыной украине» до сих пор не поняли, что помогая деньгами укроармии, волонтерствуя и отправляя друзей и близких убивать на Донбасс, они сами добивают уже издыхающую в нацистских тисках "нэньку", некогда бывшую богатой и процветающей Украиной.

Развитой. Промышленной. Аграрной. Курортной. Морской. Научной. Космической. Ядерной.

Сами продлевают правление упырей, которые в угоду собственным амбициям и алчности грабили эту страну двадцать с лишним лет, а теперь по обкатанным американцами и евродемократами шаблонам «цветных» революций» устроили напоследок бойню собственного народа вместо безболезненной федерализации. Каждый день на Донбассе гибнут под бомбежками дети, умирают от голода старики, стираются с лица земли города и села. И это не картинка с ТВ, это реальность, в которой сегодня живет Донбасс.

Как достучаться до вас, граждане Украины, как заставить открыть глаза и души?! Как заставить вас увидеть в сегодняшнем кошмаре на Донбассе ВАШ ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ? И как бы это горькое прозрение не наступило слишком поздно…

Удивительная штука – окружающий мир.

Бред не закончился и после обхода – ушли люди в белых одеждах с их вопросами и опросами и сразу за ними появились в накинутых халатах давешняя полноватая молодая женщина и тот самый высокий мужчина.

Сегодня он был не в джинсах, а в строгом темно-сером костюме и синей рубашке с темно-серым же галстуком. Слегка вьющиеся волосы были уложены и…слегка отливали влажностью, что ли? Нет, волосы были чем-то намазаны, как же оно называлось?

Брюки слишком узкие, не по моде, подумалось мне, и пиджак в плечах уж очень просторен, а книзу уж слишком узок – также не по моде.

– Мишенька, – проговорила женщина и наклонилась надо мной, чтобы поцеловать в щеку.

Меня накрыло приторным облаком удушливых духов, и она опустилась на стул у кровати.

Мужчина целоваться не полез, коротко кивнул:

– Ты как?

Я толком не помню, что и как я отвечал, поскольку ответы мои были односложными, а в голове вихрями носились самые разные

Мои короткие и невнятные ответы снова расстроили женщину, ее глаза заблестели. Кончики пальцев (с бочонком-кольцом на безымянном и большим рубиновым перстнем на среднем) привычно коснулась полноватых губ.

Но одета она была со вкусом: шерстяная кофта ярко багрового цвета на синюю блузку под багровую же юбку. Казалось бы, классическая эклектика, но – всё гармонично. Похоже, что это она одевала и своего кучерявого красавца-мужа.

Моего отца?

Бред…

…и я его тут же про себя прозвал: «типично-породистый брюнет».

Может быть, я в коме, и все это мне сейчас видится в моем раненом мозгу?

Или, как это ещё нынче называется, – я в некоей цифровой симуляции? В виртуальном пространстве?

Или я под гипнозом?

…и через минуту-другую кто-то просчитает от пяти до одного и щелкнет пальцами…

Что случилось во вселенной?

Какой глюк произошел у господа в хозяйстве? И с какой стати этот сбой в системе мироздания коснулся именно меня?

У нас к концу месяца новая партия машин из Германии: растаможка, беготня, декларации. У «прикрепленного» к нам таможенника Максимова в компьютере снова окажется вирус, как это часто бывает в государственных неухоженных сетях, и я снова не получу вовремя свои «гэ-тэ-дэшки». Это такая специальная таможенная бумага, на основании которой в Госавтоинспекции можно (и нужно) получить справки-счета, и уж только потом выставлять автомобили в салон на продажу.

Генеральный меня съест!

Какой такой грузовик, и какой еще, к чертям собачьим, Миша Карась?

Какой еще (простите меня незнакомая мне женщина), какой к грёбаным херам Мишенька?

И какая еще такая рыжая Вера с ее врачом Сергеем Андреевичем и их научным руководителем, в которого превратился постаревший донской казак Григорий Мелехов?

Когда они ушли, и сестра снова появилась в моей палате, я спросил:

– Где моя одежда?

– Не знаю, тебя вот так к нам и привезли, в пижаме, – словно извинилась она.