– Как только мы доберемся до суши, я раздобуду особые травы, которые помогут вам встать на ноги быстрее, чем может себе представить этот доктор, – едко заметила она.

Конрад попытался улыбнуться, но не смог: все его силы были направлены на то, чтобы не разочаровать Делору верящую, что он снова сможет передвигаться без посторонней помощи.

Как только сознание Конрада, все еще затуманенное сильным ударом головой и опиумом, прояснилось, он послал человека к первому помощнику, чтобы узнать все, что произошло после его ранения.

– Мы потопили первый капер, – сказал Диккен весело, – а второй под командованием Уоткинсона отправлен в Плимут.

– Такой трофей несомненно оценят в Адмиралтействе! – воскликнул Конрад. – Ведь американские судостроители могут научить нас многим секретам, касающимся постройки быстроходных судов, до сих пор неизвестных нам.

– Я никогда раньше не видел более совершенного военного корабля этого типа, – подтвердил Диккен. – Флот заплатит за него крупную сумму, что означает неплохую прибавку к вашим доходам, сэр.

– Равно как и к вашим, Диккен, – ответил Конрад.

И они оба усмехнулись, зная, что все деньги делятся между капитаном и командой судна, которое захватило вражеский корабль.

– Какие у нас потери?

– Двое убитых – Браун и Хаггинс – и двенадцать раненых.

Конрад нахмурился, и Диккен поспешил сменить тему.

Капитан задал вопрос мучивший его всю предыдущую ночь.

– Сколько дней нам осталось плыть до Антигуа?

– Примерно девять или десять, – ответил помощник, – я пытаюсь держать судно на ровном киле, сэр. С тех пор, как вас ранило, мы вынуждены идти на малой скорости, так как корабль имеет повреждения.

– Повреждения? – резко переспросил Конрад.

– Ничего серьезного, сэр, но ему, несомненно, придется провести несколько недель в доке, прежде чем мы снова сможем участвовать в подобном сражении.

Конрад не знал, радоваться ему или сожалеть, что им придется задержаться на Антигуа. Он уже давно решил, что как только Делора сойдет с корабля, а запасы провизии и воды будут восстановлены, он уплывет от нее настолько далеко, насколько это возможно. Он знал, что не вынесет боли, видя ее рядом с человеком, которого интересуют только ее деньги.

Делору, должно быть, мучил тот же самый вопрос, поскольку, как только Диккен ушел, она вошла в каюту, села на край кровати, и взяла его за руку.

– Мы проведем вместе больше недели, – сказала она нежно.

– Я должен благодарить тебя за то, что выжил и остался целым, – ответил Конрад, – но сейчас я спрашиваю себя, не лучше ли мне было умереть?

– Пока есть жизнь… есть и… надежда, – тихо проговорила Делора, – и поэтому я верю не только в молитвы… но и в Божью милость… я до сих пор… надеюсь.

Конрад тяжело вздохнул.

– Драгоценная моя, есть ли кто-либо в целом свете столь же совершенный, как ты?

– А столь же замечательный и храбрый, как ты? – спросила она в ответ.

И она рассказала ему, как, сперва офицеры, а потом почти каждый член команды, приходили в первую ночь после сражения в его каюту, спросить, как он себя чувствует, и убедиться, что все в прядке, и что он жив.

– Многие из них сказали, что больше всего на свете боятся потерять тебя, потому что никогда еще у них не было лучшего капитана.

Она помолчала, потом добавила:

– И все это не потому, что они восхищаются твоей храбростью и подвигами, а потому что ты добр и обращаешься с ними как с людьми, а не животными.

Делора знала, что Конраду приятны ее слова, и, так как ему нравилось слушать про своих людей, она развлекала его, и даже намеренно немного сплетничала.

– Если бы только у нас была нормальная еда, чтобы накормить его! – ворчала Эбигейл, туша солонину и готовя отвар, или перерывая корабельные запасы в поисках чего-нибудь, что могло прибавить Конраду сил.

Она уже не допускала, чтобы его рана кровоточила, что частенько случалось во время лихорадки, когда хирург ходил взад и вперед, бормоча, что дни капитана сочтены.

Одни человек из команды умер, после того, как ему ампутировали руку, а другой, которому отняли ногу из-за осколка, застрявшего у него под кожей во время боя, скончался в ужасных мучениях три дня спустя.

Делора решила не говорить Конраду об этом и предупредила о том же самом Диккена и Барнетта.

– Это только расстроит его, – сказала она, – и он будет чувствовать себя виноватым за то, что мы спасли его ногу, но не смогли остановить врача и спасти от смерти других несчастных.