Шрифт:
Дадим ему время подумать. Пусть он сам решит, стоит ли ему встречаться с тобой, прежде чем ты увидишься с ним.
— Я все понимаю… — кивнула Клодия, — и думаю… это разумное решение.
— Поэтому тебе следует называть себя Клодией Ковентри, это моя девичья фамилия, — продолжала леди Бресли. — Лишь когда мы вернемся в Англию, ты начнешь употреблять свой титул.
Клодия с удивлением и одновременно некоторым испугом взглянула на крестную.
Та улыбнулась и объяснила, вкладывая в эти слова особое значение:
— Ты должна осознать, что, если твой отец теперь граф Стратнайвн, ты отныне — леди Клодия Найвн.
Девушка прерывисто вздохнула.
— Однако, салю собой разумеется, нельзя забывать, что в глазах общества твоя мама — персона нон грата. Поступив вопреки здравому смыслу, она сожгла за собой все мосты. Эта скандальная история все еще не выветрилась из памяти некоторых пожилых людей в Шотландии. Еще бы! Как она могла себе позволить бежать с актером!
— Полагаю… они были потрясены случившимся, — чуть слышно промолвила Клодия.
— Правильнее было бы сказать — они содрогнулись от ужаса! — поправила ее леди Бресли. — Но, как я уже говорила, моя дорогая, я действительно могу понять твою маму, потому что ее брак был состряпан по сговору ее отца с тогдашним виконтом Наивном.
Она немного помолчала, прежде чем продолжить свой рассказ.
— Два немолодых господина келейно приняли решение, которое, на их взгляд, должно было пойти на пользу их кланам. Чувства будущих молодоженов едва ли вообще брались в рассуждение.
— И мой отец… мой настоящий отец… Он намного старше… мамы?
— Ему тогда было почти сорок»— ответила леди Бресли. — Сейчас, полагаю, ему около шестидесяти.
Клодия словно воочию увидела Уолтера Уилтона.
Стройный, красивый мужчина, достаточно молодой, чтобы смеяться, шутить и веселиться вместе с мамой.
Иногда, подтрунивая друг над другом, они походили на детей.
Клодия никак не могла решиться задать другой мучивший ее вопрос, но, немного поколебавшись, все-таки спросила:
— Я… Мне не надо носить… траур по маме?
— Разумеется, нет! Ни одна душа в Лондоне никоим образом не должна связывать тебя со смертью Уолтера Уилтона, и тебе, безусловно, никогда не следует упоминать о нем в присутствии кого-либо из моих друзей, — решительно заявила леди Бресли.
И все же Клодия очень любила человека, которого считала своим отцом.
Ее привязанность к нему не позволила ей сейчас промолчать.
— Он всегда… был очень добр ко мне, — пролепетала она.
— Я в этом не сомневаюсь, моя дорогая, но, поскольку Уолтер Уилтон к тому же был очень умен, он бы понял, что я поступаю правильно и прошу забыть о нем исключительно ради твоей пользы.
Леди Бресли выразительно посмотрела на девушку.
— Когда мы вернемся из Испании, я намерена представить тебя обществу как мою крестницу, и в этом качестве ты будешь достойно принята в самых высокопоставленных, самых элитных кругах.
В голосе ее слышалось удовлетворение.
Однако она тут же добавила чрезвычайно серьезно:
— Но помни, Клодия, если станет известно, что ты жила в доме Уолтера Уилтона, тебя отвергнут, как когда-то отвергли Джанет.
Девушка хотела было возразить, что мнение общества совсем не волновало ее маму, но быстро сообразила, что не стоит этого делать.
Она продолжала молча слушать леди Бресли.
— Для моих друзей в Испании ты будешь просто моей крестницей. А по возвращении из путешествия, как я уже говорила, ты сама решишь, заявлять тебе о своих правах или нет.
О каких бы то ни было возражениях со стороны Клодии не могло быть и речи. — Ей предстояло твердо запомнить — с этой минуты ее зовут Клодия Ковентри.
Слуги на Гросвенор-сквер обращались к ней именно так.
То же имя было начертано и на ее каюте.
Когда они вошли в Бискайский залив, Клодия почувствовала, что прежний ее мир остается позади, отдаляясь с неумолимой скоростью, и она плывет навстречу новому.
Мир этот был не просто абсолютно иным — при мысли о нем захватывало дух.