– И я бы этого хотела, дорогая. И конечно, мне горько оставлять тебя здесь в тот момент, когда разразится скандал из-за моего побега. Но ты должна притвориться, что ничего не знала. Будет совсем плохо, если папа подумает, что мы обе замешаны в заговоре.

– Конечно, я так и сделаю, – пообещала Рейчел. – Но все равно я буду скучать по тебе. Одной мне будет совсем плохо.

– Но я не намерена отсутствовать очень долго, – утешила сестру Заза. – Я побуду в Париже, пока не кончатся деньги.

– А мне кажется, что ты никогда не вернешься.

– Нет, нет, это невозможно. Я не могу оставаться там вечно. Но, впрочем… все, конечно, может измениться. Я не знаю, как пойдут мои дела, и загадывать далеко вперед не стану. Неизвестно, какие перспективы откроются передо мной, когда я выберусь из этого унылого Мелхаузена.

– Я тебя хорошо понимаю, – сказала Рейчел. – Но как ты собираешься жить в Париже совершенно одна?

Заза беззаботно пожала плечами – Я не хочу думать о будущем. Единственно, что мне хочется, – это сбежать поскорее из этой, как говорит мой профессор, «разукрашенной тюрьмы».

– Какое точное определение нашел он, назвав наш дворец тюрьмой. Посторонние люди, когда видят нас со стороны, наверное, думают, как нам повезло. У нас на голове герцогские короны, и все низко кланяются нам. Кажется, как хорошо быть принцессами! А на самом деле никто не знает, что все это надоело нам до смерти, как если бы нас кормили изо дня в день одним черствым хлебом.

Заза, смеясь, обняла сестру.

– О, Рейчел, как я люблю тебя! Ты всегда так остроумна. И всему находишь точные определения.

– Именно этим мы и занимаемся – жуем черствый хлеб, пока наши мозги не зачерствеют. Тут Заза вновь залилась смехом.

– Не думай, что я в Париже буду питаться черствым хлебом. Я буду есть мороженое, трюфели, устриц и пить шампанское.

– Но тогда кто-то должен будет платить за тебя, – рассудительно заметила Рейчел. – Иначе ты все свои деньги истратишь за несколько дней.

– Я сказала в переносном смысле. Конечно, я не собираюсь там так роскошествовать. Но согласись, сестра, что это будет потрясающее приключение.

– Да, конечно, – кивнула Рейчел. Голосок ее был тихий и жалобный.

Сердце Марии-Селесты дрогнуло. Конечно, она оставляет сестру в печали и в очень трудном положении.

Теперь, когда поезд набирал скорость, она поглядела на профессора, сидящего на противоположном сиденье. Старик снял свой черный цилиндр, достал платок и с облегчением вытер пот со лба.

Заза догадалась, что он пребывал в таком же напряжении, как и она сама. Самым трудным оказалось для нее подобрать себе подходящий наряд, чтобы ее не узнали, когда она будет выходить из дворца и добираться до вокзала.

Она надела самое дешевое из своих платьев, а поверх легкую летнюю накидку. Девушка убрала все украшения со своей соломенной шляпки, оставив только узкую голубую ленточку, которую могла позволить себе любая мещанка, выходя на улицу столицы Мелхаузена.

Глубокой ночью она закончила паковать свои вещи в старенький саквояж, который Мария-Селеста обнаружила в кладовой возле классной комнаты. Он был потертый и пыльный и совсем не походил на элегантный багаж, с которым обычно путешествовали члены герцогской семьи.

Заза подумала, что этот саквояж, вероятно, оставила за ненадобностью одна из ее прежних гувернанток. К счастью, на дворе было тепло, и она набила саквояж только летними вещами.

Несколько раз она прикидывала его вес и убедилась с облегчением, что сможет сама донести его до вокзала. Так как поезд отправлялся очень рано, была надежда, что она встретит по дороге не так много слуг.

В эти утренние часы лишь прислуга самого низкого ранга принималась за работу, и вряд ли кто-то из них решится задавать ей какие-либо вопросы, когда она будет проходить по коридорам по черной лестнице к заднему выходу из дворца.

Закончив собирать вещи, Заза прилегла, но сон не шел к ней. Она перебирала в памяти события прошедшего дня и радовалась, что все пока так удачно складывается.

В половине шестого утра девушка была уже на ногах.

Слуги, которых она повстречала, даже не взглянули на нее, занятые своей монотонной работой. Пробравшись через черный ход на задний двор, на котором она раньше никогда не была, Заза удивилась количеству пустых ящиков, бутылей и прочего хлама, загромождающего его.

Ей бросилось в глаза разительное различие между дворцовыми службами и роскошным фасадом и лестницей парадного подъезда.