Так появился класс, имевший такое важное значение, класс рыцарей, которые скоро освободились от личной военной службы, но которые останутся нотаблями английских графств и будут впоследствии представлять сельские местности в Палате общин [137] .

Долгое время утверждали, что рыцари, державшие свои военные лены непосредственно от короля, составляли класс баронов. От этой, теории надо отказаться. Держание per baroniam не имело обязательно военного, характера, и существовали даже, по крайней мере в XI и XII вв., бароны, которые не были непосредственными вассалами короля [138] . Бароны вначале были, по-видимому, доверенными людьми Вильгельма Завоевателя, который наделил их публичными функциями, по крайней мере, судебными прерогативами [139] . Наиболее значительные из них, majores (как Монгомери, Бомоны, Ласи, Бигоу Жиффары, Варенны, Макдевили, Бриузы, Мортимеры, а также братья или родственники короля), были вельможами, обладавшими почестями, богатствами. Но они также играли роль и в управлении. Именно из их среды выходили шерифы, сановники курии и, наконец, графы.

Звание графа было наследственным, но каждому, занимающему эту должность, она жаловалась королем, который вручал ему меч графства. До самой смерти осторожного Вильгельма Завоевателя было очень немного лиц, носивших титул по управляемому ими графству. Впоследствии аристократической оппозицией часто будут руководить графы. Однако, в отличие от крупнейших графов Франции, они не были в своих графствах суверенами, как графы Блуа, Анжу, Фландрии, Тулузы и даже каких-нибудь Булони или Арманьяка. Во-первых, они занимали должность от короля, должность почетную, но которую они часто соединяли с должностью шерифа и в таком случае управляли графством от имени короля; с другой стороны, маноры, доходами с которых они пользовались, были почти всегда разбросаны, и их домен не совпадал с их графством [140] .

Замечено было, что в Англии, как правило, не существовало крупных ленов, представлявших собой цельный кусок, и приписывали такую, устранявшую опасность, разбросанность политическому гению Вильгельма. Это, очевидно, отвечало интересам короля. Но во многих случаях это произошло просто от того, что данный соратник Вильгельма получал целиком все владения какого-нибудь англо-саксонского сеньора и что эти владения были разбросаны. Внимательное изучение Domesday не позволяет приписывать Завоевателю однообразную и обдуманную политику в раздаче земель [141] . Прибавим к этому, что разбросанность владений вообще была почти правилом в средние века [142] , так что везде государи и крупные феодалы того времени тратили часть своей жизни на усилия связать в одно целое куски своего домена.

Со свободными светскими держаниями смешаны были держания в «свободной милостыне» (en franc almoin); так назывались церковные владения, потому что в теории они были свободны от всякой мирской повинности и за них церковь платила дарителю только молитвами. Самой характерной особенностью этого держания было то, что оно подсудно было лишь церковному суду [143] .

Вильгельм Завоеватель коренным образом изменил условия существования церкви в Англии [144] . Относясь с недоверием и пренебрежением к туземному духовенству, он обычно предоставлял должности епископов и аббатов нормандцам. В этом он показал себя тираном, и его презрение к свободе выборов явилось опасным прецедентом. Сын его, Вильгельм Рыжий, впоследствии стал торговать церковными должностями. Но сам Завоеватель был человек благочестивый и строгий и хотел только очистить английскую церковь. Его сотрудником был один из самых выдающихся прелатов того времени, итальянец Ланфранк, аббат монастыря Св. Стефана в Кане, которому он дал архиепископство, кентерберийское. По его внушению, он применял идеи Григория VII относительно церковной юрисдикции.

Смешение властей, господствовавшее во времена англо-саксонские, прекратилось. Были созданы церковные трибуналы для того, чтобы разбирать, согласно каноническому праву, все дела, подсудные церковному суду, или по. лицам, замешанным в них, или по своему существу [145] .

Далекая от того, чтобы заключить английское, духовенство в узкие пределы эгоистических нужд, эта великая реформа передала в его руки очень важную общественную работу. Развитие изучения канонического, права, а также римского, дисциплинировало умы, научило клириков логически управлять своей мыслью, создало класс юристов, которые применили свои знания также к вопросам, относящимся к common law. Бесформенная масса туземных кутюмов, с некоторой примесью кутюмов нормандских, будет благодаря им приведена в ясность и упорядочена, обычное право найдет свое выражение.

Наконец церковь, руководимая могущественным архиепископом кентерберийским, который обычно являлся советником королей, продолжала играть большую политическую роль, поставлять администраторов, фактически руководить прениями в курии во всех ее разнообразных видах. Все, чего недоставало светскому миру, чтобы образовать политическое общество, у нее было; жизнь ее была организована систематически, она была знакома с приемами выбора уполномоченных, руководства собранием, сохранения его прений при помощи записей, формулирования его решений. Она станет воспитательницей, как и во Франции.

Но ввиду могущества нормандских королей, она не всегда является их союзницей, какой была французская церковь по отношению к Капетингам: при случае она оказывается силой противодействующей им. Находясь в стороне от мелких личных интересов, которыми руководились бароны, архиепископ кентерберийский должен был отстаивать против монархии, часто тиранической, свою независимость примаса; он является главой духовной жизни страны и находится в непосредственных сношениях с главой всего христианского мира; это придает его оппозиции принципиальный характер, и скоро большинство высшего английского духовенства усвоит себе такое же сознание своего долга. В эпоху, которую мы изучаем, единственным известным нам случаем решительного проявления противодействия королю на торжественных собраниях курии был случай с архиепископом кентерберийским Ансельмом. Вильгельм Рыжий, очень грубый солдафон, ничего не понимал в характере и мотивах действий великого богослова и имел неосторожность поссориться с ним. Не решившись еще признать папу Урбана, он запретил Ансельму ехать в Рим, чтобы принять там, по обычаю, паллий. Ансельм: отказался повиноваться. Дело было перенесено в magnum Concilium, собравшийся в 1095 г. в королевском замке в, Рокингеме. Король остался в комнате вместе с несколькими преданными ему людьми; «главные держатели», светские и духовные, а также другие приглашенные собрались в часовне. Епископы здесь были те, которые получили свои должности от Завоевателя и его сына и которые всем были обязаны монархии; они трепетали. Один из них, Вильгельм де Сен-Калэ, епископ Дургемский, сновал все время между комнатой короля и часовней, стараясь найти способ добиться того, чтобы примас подчинился. Ансельм обвинялся в том, что «епископа Остии, Урбана, сделал папой в Англии без дозволения короля». В конце первого дня епископ Дургемский требовал, чтобы он «возвратил королю императорскую власть, которую он у него отнял». Ансельм отвечал, что даст ответ только один раз в Риме. На заседании следующего дня епископы продолжали держать себя униженно, а Вильгельм де Сен-Калэ говорил о том, что Ансельма следует изгнать из королевства. Но бароны поняли, наконец, что нельзя допускать, чтобы король обирал одного из «главных держателей». Раздражение, которое вызывал в них грубый деспотизм короля, кристаллизовалось внезапно вокруг обид примаса; и они заняли позицию, благоприятную для архиепископа. Король, разъяренный, стал им угрожать: «Никто, — вскричал он, — не будет моим человеком, если он решится быть его человеком». Ему отвечали: «Это не сеньор наш, но наш архиепископ; ему принадлежит религиозное руководство в этом королевстве, и в этом отношении его ни в чем, нельзя упрекнуть». Король испугался и уступил. Но он еще раз вступил с Ансельмом в борьбу по вопросу о налогах, и архиепископ удалился в изгнание [146] .

Вильгельм Рыжий погиб, убитый 2 августа 1100 г. Генрих I Боклерк обманным образом захватил корону [147] ; его первой заботой было добиться соглашения с духовенством. 5 августа, при своем поспешном короновании, происшедшем раньше, чем его старший брат Роберт, герцог нормандский, мог заявить о своих правах, Генрих согласился принести присягу англо-саксонских королей и вернул Ансельма. Он писал ему: «Избранный, с соизволения божьего духовенством и народом Англии и (чего я не хотел) в твое отсутствие, я, король, уже помазанный на царство, прошу тебя, как своего отца, вместе со всем народом Англии, прибыть возможно скорее, чтобы быть моим советником». Правда, Вильгельм Рыжий давал такие же обещания и обращался к Ланфранку с такими же уверениями при своем восшествии на престол; правда также, что, Генрих I почти немедленно после этого пришел в столкновение с Ансельмом, вернувшимся из Рима с идеями более радикальными, чем когда бы то ни было; но их долгий спор, кончившийся компромиссом, не сопровождался такими грубыми насилиями, как ссора из-за инвеституры между империей и папством. Положение, занятое Генрихом I, как и Вильгельмом Завоевателем, а позднее Генрихом II, создало традицию религиозной политики для английской королевской власти в средние века. Король хочет оставаться хозяином, но он старается скорее о том, чтобы опираться на духовенство, чем о подчинении его себе, и он допускает, чтобы духовенство стало политической силой.