– Ты так толком ничего не увидишь, если будешь и дальше продолжать бегать, – Ачиль очень широко улыбался, от чего я почувствовал поток тепла по внутренней стороне души. У меня как будто есть друзья, и это будет длиться вечно.

Я попытался объяснить, что переполняющие меня чувства исключают любой контроль над поведением, к тому же в первой заграничной поездке высоких требование к туристу не стоит предъявлять, но тут же осекся, сообразив в чем на самом деле обвиняют меня. Ачиль Санторо, уроженец Рима, счел за честь встретить двух иностранцев и лично провести экскурсию, а тут один из них, который явно не в себе, носится как угорелый, пропуская все выученные исторические факты мимо ушей. Будь я в другом месте и в другой компании, я бы непременно сбросил всю вину на беса, захватившего мою душу, но боюсь, что черный юмор весьма некстати в месте, где за подобное люди порой лишались жизни. Мне не стоит забывать, что я имею дело с итальянцем, а они в определенной степени все религиозны. Проявлять свою находчивость в ущерб теплым отношениям было бы глупо. Все-таки иногда я поступаю разумно.

Уголки грустной улыбки на загоревшем лице моего нового итальянского друга приподнялись в ответ на мои бормотания в качестве извинений и обещаний слушать все его реплики по поводу строений и скульптур. Бедный Ачиль, знал бы он, что через последнюю минуту счастливой жизни мое непослушание покажется ему божьим даром. Уже как около получаса хорошо зарекомендовавшая себя няня искала семью Санторо, которая отключила все телефоны, как только перешла за порог дома божьего имени первого понтифика. Сначала она встретила несчастную мать, и теперь две молодые девушки с испуганными глазами искали главу семейства. Выскочив из Собора Святого Петра на возмущение всем остальным посетителям, Карлота и без видимой причины страстная и горячая, накинулась на мужа с неподдельным ужасом. Попытку пошутить, что она недовольна из-за того, что ее оставили один на один с Андреем, смылась потоком слез из ее глаз. Резкие эмоциональные крики на непонятном языке только сильнее внедряли страх в мое сердце. Буквально за миг Карлота Санторо постарела на лет 5, что было сильнейшим ударом по ее, казалось бы, ранее идеальной внешности.

Молодая семья ринулась в глубь Рима, а я машинально ухватился за последний вагон. Андрей, задыхаясь то ли от жары, то ли от бега, на ходу объяснил все то, что знал сам. Миловидный ангел по имени Саманта, с которым я мельком познакомился утром, настолько любил музыку, что даже во время каникул не пошел на пропуск занятий по фортепиано, но это только лишь пол беды. Настоящая катастрофа заключалась в том, что девочку не дождалась няня. Я потребовал объяснить самому себе столь строгое отношение к пунктуальности, ведь летом 16-летний подросток имеет полное право опоздать на целых пол часа, но, видимо, только не здесь и не сейчас. Родителей напугала не беспечность ребенка, а печально известные преценденты, о которых мне еще предстоит узнать.

Мы бежали изо всех сил, пока обезумевшая семья Санторо не разделилась: Ачиль ринулся в полицейский участок, а Карлота с няней к преподавателю по фортепиано. Я и Андрей почему-то решили единогласным решением, что толку от нас будет больше в отделении правоохранительных органов, нежели в ходе допроса музыканта, к тому же и так рассказавшего все по телефону няне. Саманта ушла от него вовремя, и направилась она домой в приподнятом духе. К тому же на радость вспотевшим иностранцам отделение было намного ближе музыкальной школы. Нам оставалось только пересечь площадь, принизанную в самом центре артефактом из совершенно другого мира с такой точностью предвещающим о зимнем и летнем солнцестоянии, где поклонялись совсем другим Богам.

На мгновение я представил недовольное, лоснящееся от переедания лицо российского полицейского, которому сумасшедший отец пытается объяснить, что опоздание его дочери на 30 минут – это повод поднять весь отдел на уши и немедленно начать поиски, вот бы он посмеялся от всей широкой доброй души. Моему удивлению сложно было найти предела. Внимательно выслушав, служитель закона позвал компетентного в подобных делах коллегу, что уже своего рода необычно для привыкшего к совсем иному менталитету.

К нам подошел мужчина средних лет с редкой проседью седых полосок среди густых черных волос с зачесом на левую сторону. Он бегло принялся опрашивать расклеенного отца, задавая каждый вопрос дважды, поскольку Ачиль все никак не мог сосредоточиться, а мы с Андреем едва ли могли уловить конкретику вопроса, чтобы подсказать. Опустевший взгляд дрожащего сердца уперся на значок на пиджаке следователя и отказывался с него слезать. То был круглый металлический предмет со странным несимметричным перекрестием с меньшими долями ближе к верху и с розой у основания. Мужчина с толстым серым блокнотом и со значком на пиджаке, заметив пристальное внимание пострадавшего, ухмыльнулся, обратился ко мне, сообразив, что я не понимаю по-итальянски еще шире развел неприятный оскал и что-то рявкнул своим товарищам. Все их внимание вернулось к ежедневной рутине, которой они занимались до нашего прихода, и которой будут заниматься после десятка и ста таких же перепуганных туристов. Как будто ничего и не было. Странный детектив слегка подтолкнул добитого столькими потрясениями Санторо к выходу, а мы с Андреем, простояв десятки секунд в оцепенении бросились вдогонку. Как быстро меняются приоритеты в этой стране.

Выскочив из участка, мы чуть ли не сбили итальянского друга со ступенек. Ачиль повернулся к нам, но глаза он прятал где-то под завалом безысходности и исходящей из недр души грусти. Он попросил нас вернуться в номера гостиницы и ожидать звонка, если мы понадобимся, но это лишь голосом, глаза же умоляли о помощи, и я всей душой желал откликнуться, чего я не ощущал со стороны старого доброго друга. Мне показалось странным, что надежда иссякла, когда нам встретился детектив, причем занимающийся как раз подобными делами. Это было странно лишь для иностранцев, любой местный все прекрасно бы понял без слов, стоило ему только обратить внимание на кричащий лацкан пиджака. Я все еще не слышал крика.

В молчаливой задумчивости мы с Андреем разошлись по уютным комнатам, но даже здесь я не мог найти себе место. Буря эмоций колотила внутреннее состояние и не давала покоя. Из Сахары на вершину Эвереста и сразу же на дно Марианской впадины. Меня распирал ужас от масштаба несчастья, помешавшего юной Саманте добраться до дома. И в следующую секунду по щелчку мною овладел истерический смех. Он сотрясал тело и потихоньку добирался до души. Было смешно от способности итальянцев раздувать из мухи слона. И в самом деле! Я вдруг резко осознал, что 16-тилетняя девочка могла вполне себе позволить летом по дороге домой увлечься какой-либо игрой со школьной подругой. Соленный пот заливал мои глаза, а горечь глупости душу. Что-то нереальное творилось вокруг, но оно происходило с такой скоростью, что я едва ли мог что-либо сообразить. Эффект неожиданности, напор несуразицы и полное отстранение от понимания.