***

На следующий день рано утром сотрудники завода загружались в автобус, чтобы отправится в спортивную базу у моря на корпоратив.

Я молилась чтобы Кир забыл об этом, даже дала команду его секретарше ни в коем случаи не напоминать о мероприятии. Но он проявил настоящую ответственноть: появился за минуту до того, как автобус должен был отъехать со стоянки.

В белом поло и шортах. В солнцезащитных очках и небольшим рюкзаком, перекинутым через плечо. Я быстро закрыла шторку в автобусе, чтобы он не увидел где я сижу, но было поздно, Царев уже уловил мой испепеляющий взгляд, направленный в его сторону.

— Сергей Петрович, не могли бы вы занять вон то место во втором ряду, нам с Любовь Дмитривной нужно пошушукаться о важных делах, — Кирилл сама любезность.

— О, сидите-сидите, Сергей Петрович, в такой день мне абсолютно не хочется разговаривать о работе, — я хватаю мужчину за руку, не давая сдвинуться с места.

— У директора и первого зама не может быть выходных. У нас ЧП, Любовь Дмитриевна, срочно нужна ваша помощь, — его голос звучит хрипло и так вкрадчиво, что тело бросает в дрожь и я не знаю куда девать свой взгляд.

— Я, пожалуй, оставлю вас, — Сергей петрович сдается под натиском Кира и я отодвигаюсь как можно дальше к окну, когда Царев занимает его место.

— Что за ЧП? — я делаю вид, что за окном невероятно красивый пейзаж, который я просто не могу пропустить. На стены завода. Ага.

— Понимаете, Любовь Дмитриевна, — протягивает Кирилл, вытягиваясь на сидении, — после вашей небольшой капитуляции, вся моя боевая техника направлена лишь в вашу сторону. И я боюсь, что в любой момент может рвануть.

— Чё? — я поворачиваю голову в его сторону, пытаясь понять что за чушь он городит.

— Говорю, после нашего безумного секса у меня вечно стоит на тебя и я не знаю что с этим делать.

Хоть голос Царева и хвучит негромко, но я все равно в панике оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться что больше никто этого не слышал. Все кажутся спокойными и занятыми своими делами, поэто я выдыхаю, склоняюсь ближе к уху Кира и яростно шепчу:

— Послушай меня, забудь обо всем, что было в ту ночь. Это больше не повториться. Никогда. Уяснил? Я была пьяна, расстроена и не в себе. Ты просто попался под руку и я решила использовать тебя.

Частично это правда. Очень поверхносная правда.

— А утро? Его можно не забывать? Боже, твоя оттопыренная попка в душе…

— Заткись же, ради бога!

— Ты смущаешься?

— Что? Нет.

— Святые собачьи какашки, да ты и в самом деле смущаешься! Вон как покраснела. Ты что с бывшим трахалась только в темноте? Никогда не видела сексуального, агрессивного мужчину, который бы хоро…

— Заткнись, — я закрываю его рот рукой и смотрю в его глаза угрожающим взглядом. — Ты знааешь значение слова "субординация"? — спрашиваю строгим голосом. Царев что-то бубнит, но из-за моей ладони, крепко сжимающей его нубы, ничего не разобрать. — Кивни если знаешь.

Кир машет головой как послушный болванчик, а я продолжаю свои наставления.

— Тогда держи, пожалуйста, субординацию. Никаких фривольностей, пошлых намеков и воспоминаний о той ночи. И об утреннем душе тоже. Иначе я тебя уничтожу, уяснил?

Кир обвивает мое запястье своими пальцами и отводит мою руку в сторону.

— Боже, ты так прекрасна в гневе, только посмотри что ты делаешь со мной женщина, — он насмехается надо мной, по голосу и взгляду понятно что это так и есть. Но вот твердость под моей ладонью, которой он заставляет накрыть свой пах, самая что ни на есть настоящая.

Я сглатываю подступивший к горлу ком, выдергиваю свою руку и отворачиваюсь к окну. С его сторону слышится довольный смешок, а я жалею, что Кира нельзя вытолкать на ходу из автобуса. Тогда бы все вокруг выдохнули от облегчения.

— Да ладно тебе, расслабься, я пошутил. Боже, Левандовская, не думал что у тебя напрочь отсутствует чувство юмора. Теперь понимаю почему выбор Макса пал не в твою сторону.

Его слова окончательно добивают меня и настроение падает ниже плинтуса.

Я решаю покинуть автобус, пока он не тронулся с места. Мое отсутствие на празднике ничего не поменяет. Возможно, никто даже и не заметит.

— Ты куда? — Царёв сидит у прохода и я никак не могу протиснуться мимо него.

— Мне не хорошо. Поеду домой.

— Да ладно, тебе, сядь на место. Я пошутил, — устало выдыхает он, обхватывая меня рукой за талию. Почему-то мое тело странно реагирует на это прикосновение. Ноги становятся ватными, а пульс учащается. — Я серьезно. Буду молчать до конца дня, ты даже не заметишь моего присутствия.

Я не успеваю ответить, потому что двигатель автобуса заводиться и мне не остаётся ничего другого, чем усесться обратно и остаток пути игнорировать спящего мужчину рядом.