Но сходство с Наполеоном было лишь поверхностным. Наполеон питал отвращение к врачам и отвергал лекарства почти до самой смерти.

Гитлер был полной противоположностью, ипохондриком. С ранней юности он редко путешествовал без аптечки и охотно верил, что не способен выжить без таблеток, инъекций и многочисленных сопровождающих врачей.

Старшим среди них был Морелль, личный врач в течение последних 8 лет его жизни.

“Морелль, – писал его соперник, доктор Карл Брандт, в американском плену, – родом откуда-то из Дармштадта, примерно 56 лет, очень толстый, с лысой головой, круглым и очень полным лицом, тёмно-коричневым цветом лица и тёмно-карими глазами, близорук и носит очки, у него очень волосатые руки и грудь. Примерно 170 см ростом”.

Один из четырёх личных секретарей Гитлера передал несколько неаппетитное описание званого вечера с Мореллем: “Сложив тяжёлые волосатые руки на пухлом брюшке, Морелль едва не засыпал. У него была странная особенность: когда он закрывал глаза, он делал это снизу вверх – это выглядело отвратительно за толстыми стёклами очков... Иногда полковник фон Белов подталкивал его локтем, и он, вздрагивая, просыпался и громко смеялся, если фюрер рассказывал шутку”.

Нет, Морелль не был популярен в окружении Гитлера.

Он не пил, не курил, но это было не самое плохое. Другой секретарь заметил: “У Морелля был такой же большой аппетит, как и его живот, и это выражалось не только зрительно, но и на слух”.

Когда Хассельбах однажды заметил о запахе тела врача, Гитлер огрызнулся:

– Я нанял Морелля не из-за запаха, а для того, чтобы он следил за моим здоровьем.

Остаётся только предполагать, почему Гитлер позволил этому тучному врачу средних лет вводить себе столько самых разнообразных лекарств.

Подчинённые Гитлера были в отчаянии. Его постоянная экономка фрау Анни Винтер объясняла: “Как только Морелля спустили с поводка, на столе Гитлера появились всевозможные лекарства. Их количество и сила увеличивались с той же скоростью, с какой умножались правила питания, усиливались ограничения на определённые продукты и снижалось общее потребление пищи. Это началось примерно зимой 193?-38 года с одного маленького пузырька с лекарством. В течение следующих 7 лет их уже хватило бы на целый чемодан”.

Морелль назначал таблетки и драже, укрепляющие и успокаивающие средства, пиявки и бациллы, горячие компрессы и холодные припарки и буквально тысячи уколов – литры таинственных жидкостей, которые каждый год впрыскивались в благодарного и доверчивого фюрера, руки которого были проколоты так густо, что даже Морелль иногда не мог найти, где вставить иглу в израненные вены.

С момента окончания войны Морелля и его работу окружали интриги.

Насколько велико было его влияние на фюрера? Как он относился к человеку, которому довелось определять судьбы 200 млн. европейцев?

Доктор Эрвин Гизинг, отоларинголог, который несколько недель лечил травмы головы Гитлера покушения 1944 года, написал следующий отчёт о личности своего пациента: “Из-за психопатической конституции Гитлера и связанного с ней убеждения, что ему известно больше других, у него развилось выраженное невротическое расстройство. [3] Его интенсивное созерцание функций собственного организма, и особенно озабоченность своим желудочно-кишечным трактом и пищеварительной системой, были лишь одним свидетельством этого. Другими были частота, с которой он измерял собственный пульс, когда я проводил ему обследование, а затем попросил меня подтвердить это; и его вездесущий страх неминуемой смерти – осенью 1944 года он неоднократно говорил, что ему осталось жить всего 2 или 3 года. Конечно, он был убеждён, что к тому времени он не только достигнет окончательной победы, но даст немецкому народу такое руководство и настолько укрепит его позиции, что "другие смогут занять то место, которое останется после меня". Другими значимыми симптомами были его пристрастие к таким лекарствам, как снотворное, всевозможные таблетки от расстройства желудка, бактериальные смеси и общеукрепляющие таблетки и инъекции. Нельзя назвать Гитлера заурядным наркоманом; но его невропатическая конституция привела к тому, что он находил определённые лекарства особенно приятными, например, стрихнин и атропин, содержащиеся в таблетках от метеоризма, и кокаин в средствах для лечения пазух носа, которые я ему давал; у него была явная склонность стать постоянным потребителем таких лекарств, в чём он сам мне признался”.

“Морелль, – прокомментировал он в июне 1945 года, – превратил в сущности здорового человека, каким Гитлер был ранее, в человека, которого постоянно пичкали уколами и таблетками. Гитлер становился более или менее зависимым от него; он играл на невропатической природе Гитлера, неся несусветную чушь о том, что из-за тяжёлой работы Гитлер расходовал энергию с той же скоростью, что и люди в тропиках, и что потерянную энергию приходится восполнять всевозможными уколами, такими как йод, витамины, кальций, экстракты сердца и печени и гормоны”.

Могут ли такие методы лечения быть абсолютно безвредными?

Капитан Хайнц Ассманн, сотрудник военно-морского флота, офицер при Верховном командовании, который ежедневно находился рядом с Гитлером с августа 1943 года по 23 апреля 1945 года, беседовал с экспертами, которые считали эти тысячи уколов глюкозы явно вредными.

“Они говорили об опасности преждевременного атеросклероза, – писал он, – со всеми его побочными эффектами, такими как преждевременная старость”. Ассманн утверждал: “Есть также основания полагать, что уколы, полученные А.Г., были усилены стимуляторами, такими как первитин (печально известный препарат амфетаминового ряда), потому что несколько наблюдателей, которые были свидетелями обмороков А.Г., рассказали о том, как он резко оживал после таблеток или уколов Морелля”.