Замолкаю, оттого, что накатывает как цунами приступ жалости к самой себе. Пытаюсь забрать из его рук почти опустевшую бутылку, но Алекс не отдаёт, ограничившись коротким комментарием:

– Тебе хватит, Женя!

Но я остервенело тащу ее на себя, настаивая, что только один глоточек, крайний! И все. Алекс только посмеивается, играя со мной в кошки-мышки – в итоге, борьбу за бутылку я проигрываю. Сижу, насупившись, впрочем, не долго, потому что он требует продолжения моего увлекательного повествования.

– Да я уже и не помню, на чем остановилась, - вяло произношу, позёвывая.

– Нет! Не спи, - он хватает меня за локти и легонечко трясёт, что, впрочем, вызывает во мне только смех, - так что там стало для тебя в этом браке точкой? И почему ты решила все закончить с ним именно сейчас?

– А ничего, собственно! У тебя, что ли, есть прямо такая конкретная причина, точка, после которой - все? Тумблер перещелкнул, - говорю, и в голове какая-то каша. Решительно высвобождаюсь из медвежьего объятия Алекса, чтобы добавить, - а вообще, да, ты прав! Была такая точка. Это неспособность моего мужа разделять со мной горести, а не только радости, что очень изменило его. Я имею в виду, заботы о Катюше, у которой, кроме меня, никого нет! Отец не в счёт, он занят своей новой семьей, а Катя там постольку-поскольку, - прокашлявшись, чтобы не сорваться в сопливые жалобы скрипучим голоском, спокойно продолжаю, - Гриша ненавидел это. Он считал, что я должна принадлежать ему и только ему.

Делаю небольшую паузу.

– Представляешь, за короткий срок на моих глазах он вдруг превратился в гнусного, жалкого, мелочного человечишку. То ли он всегда таким был, то ли так неожиданно «испортился» на фоне предлагаемых жизненных обстоятельств, не знаю.

– Был, - философски изрекает Алекс. И я абсолютно согласна с ним!

– Короче, развод, - зачем-то резюмирую. Не знаю всех нюансов, как именно это работает, но я чувствую реальное облегчение, высказавшись о наболевшем.

– Давай за два развода?
– оживляется Алекс, потрясая бутылкой, - на брудершафт!

– Нет, постой, - я его даже не слышу сейчас, чуть-чуть привставая в кровати на коленках. Меня осеняет, - мы не договорили! Ведь это не они плохие или какие-то не такие, Алекс! И не мы. Просто они не подошли нам, а мы не подошли им, вот и вся разгадка! А это потому, что…

Но, как не силюсь дальше - не могу закончить фразу. Ох и виски! Рубит жестко. Алекс снова внимательно меня выслушивает.

– Потому что они не наши половинки, - и подсказывает, видимо, сжалившись надо мной. Сижу как выброшенная на берег рыбка - то открывая, то закрывая рот с крайне озадаченным видом.

– Вот! Точно, - радостно подпрыгиваю, чуть не хлопая в ладоши. Сказанное им кажется мне гениальным.

– Тогда давай выпьем по последней не за развод, а наоборот, - воодушевленно предлагает он, - за то, чтобы все люди умели разглядеть своих половинок. Вовремя. И не упустить. На брудершафт!

Наконец, это уже до меня доходит. Ну и ну!

– Ты забыл главное правило шутки, Алекс, - при этом смеюсь, противореча самой себе, - шутка должна быть смешной!

– Ты про брудершафт? А я не шутил. Можем вообще не пить, - тихо говорит он, и в воздухе, всего в нескольких жалких десятках сантиметров между нами вдруг повисает такое токовое напряжение, что впору начинать искрить, - если хочешь. Все – как захочешь!

Алекс ничего не делает. Но смотрит так, что меня и саму начинает неконтролируемо потряхивать. Да он же неадекватен! Мне вдруг кажется, что сейчас только чиркни спичкой, и…

– Ты пьян, - досадливо морщусь, - ты понял вообще, что произошло?! Мы напились в стельку, оба. В дрова. Как будем выползать из самолёта?

– Не суетись. Ты в порядке, - Алекс смотрит на свои наручные часы, - до дров ещё очень и очень далеко. Я принесу воды и поспим пару часов, а потом посмотрим на тебя, окей?

– Что значит, - чувствую, как мягко покачиваюсь, словно водоросль в воде. И это приятное ощущение, - вместе?!

– То и значит, - спокойно отвечает он мне, вставая, - и да, целовать тебя пьяную не самая удачная идея! Так что можешь не волноваться. А спать за столом на диване, только из-за твоей девственной стыдливости считаю нецелесообразным. Извини.

Алекс исчезает за дверью, пока я мучительно размышляю над каким-то очень остроумным и едким ответом.

Неожиданно просыпаюсь от того, что кто-то укладывает меня на подушки и укрывает, в кромешной тьме. Как, я заснула, когда?! Подпрыгиваю на месте. Начав метаться, утыкаюсь прямо в грудь Алекса и улавливаю его такой уже знакомый, тонкий аромат парфюма с древесными нотками. И запах его кожи... Успокаиваюсь, что-то бормоча спросонок.

– Тише, тише, - отзывается он, аккуратно опрокидывая меня на подушки, - я всего лишь устраиваю тебя поудобнее! Легкая, как перышко. И больно колешься своими выпирающими косточками, надо бы тебя откормить. Давай снимем брюки?

– Чьи?
– сиплю не своим голосом.

– Ну не мои же, - вздыхает с притворной усталостью в голосе, - свои я уже снял. Жарко в таких плотных под одеялом.

– Свои, что? Снял? – в ужасе, шарю руками по его голому торсу.

Да он везде голый! Не обманул. О нееет. Натыкаюсь на мягкую ткань трусов-боксёров, фух. И торопливо отдергиваю руки, чувствуя, как в его груди вибрирует смех.