Все присутствующие заняли свои места и молча погрузились в процесс дегустации. В зале воцарилась тишина. В основном восхищенная. Ричард не мог назвать себя поклонником кулинарного искусства и украшательства ради украшательства, однако признавал, что видит перед собой шедевр мастерства, пусть тот и напоминал о настоящем кровавом отпечатке ладони, оставленном на стене его гостиницы. Именно так они впервые и встретились с Валери. Ричард не знал, с чего начать. Не хотелось портить такое великолепие. Остальные посетители, кажется, испытывали сходные ощущения. Затем все вздохнули поглубже и принялись за дело.

Ричард заметил, что почти сразу атмосфера в помещении изменилась: послышались недовольные перешептывания – сперва от столика, где сидел Татильон, а после и с других сторон. Постепенно не слишком радостные обсуждения становились все громче и громче.

– Он изменил рецепт! – воскликнул один из ужинавших.

– Святотатство! – поддержал другой.

Кажется, какая-то женщина упала в обморок.

Внезапно зал охватил настоящий гневный хаос, который нарушил лишь леденящий душу крик. Первобытный вой долетел из кухни и эхом разнесся по скоплению труб под потолком, пока не просто заполнил помещение, а будто бы окружил его.

– Ты убил меня! – звучал со всех сторон надсадный рев. – Ты. Убил. Меня!

Ричард трясущейся рукой поднес бокал к губам, но его кто-то отобрал.

– Я что-нибудь пропустила? – спросила Валери, отпивая вино. Свет отражался в ее глазах, блестевших азартом.

Гости охваченного мрачным настроением ресторана медленно покидали его и шагали в сторону парковки. Их тихие разговоры звучали едва слышно, но громогласно заявляли о том, что происшествие потрясло городок до самого основания. Ричард заметил, что Ноэль Мабит задержался, вероятно для того, чтобы предложить свою помощь. Вот только никто не хотел с ним разговаривать. Обслуживающий персонал убирал со столов, пытаясь не шуметь, и даже официант-антагонист Ричарда выглядел шокированным. Август Татильон с небольшим, изысканного вида кожаным дипломатом в руках ждал хозяина гостиницы возле двери и напоминал бы эвакуированного после катастрофы, если бы не застывшее на лице отстраненное, высокомерное выражение строгого учителя, которого разочаровал лучший ученик.

Валери выглядела ненамного радостнее.

– Что за идиотизм! – повторяла она раз за разом. – Ох уж эти французские мужчины! – Затем посмотрела на Ричарда и поправилась: – Ох уж эти мужчины!

Он сам чувствовал легкое головокружение после обилия выпитого дорогого вина и не имел ни малейшего понятия, чем заслужил упреки спутницы, но так как они преследовали его почти всю взрослую жизнь, то сейчас подействовали даже немного успокаивающе.

– Что случилось с твоей машиной? – уточнил Ричард, пытаясь сменить тему и отвлечь внимание от своей неясной вины.

– Не знаю, – отмахнулась Валери. – Я остановилась, чтобы выгулять Паспарту, и не смогла потом ее завести. Пришлось ждать попутный транспорт, который дотащил меня сюда на буксире.

Как обычно, они общались то по-английски, то по-французски, но акцент собеседницы звучал более заметно от раздражения.

Ричард и забыл о Паспарту, избалованном чихуахуа Валери, которого она везде таскала с собой и который постоянно следил за ним с подозрением, совсем как официанты и ресторанные критики.

– И где твой питомец сейчас?

– Он в твоей машине… – Когда Ричард сделал попытку перебить, Валери с напором продолжила: – Да, я взломала ее. Кстати, с невероятной легкостью. Не понимаю, зачем ты вообще запираешь дверцы. – Что за идиотизм! – в сотый раз повторила она, явно теряя терпение. – И все из-за какого-то дурацкого сыра.

Проходящий мимо гость ресторана посмотрел на нее так, будто услышал богохульство. Этот взгляд говорил: «Мы во Франции, здесь просто не бывает дурацких сыров».

Скорбную, безмолвную атмосферу нарушил еще один вопль с кухни, от которого задрожали распашные, точно в салуне на Диком Западе, двери, скрывавшие от глаз то, что происходило внутри. Затем они так резко открылись, что едва не врезались в стены, чуть не задев официантку с горой тарелок в руках. На пороге вновь появилась внушительная фигура Себастьена Гроссмалларда, заполнив собой весь проем. Шеф-повар выглядел похожим на быка, готового протаранить любого, кто встанет на дороге. Налитые кровью глаза производили впечатление, что он плакал. В левой руке была зажата бутылка вина.

– Все кончено! – взревел хозяин ресторана. – Моя репутация разрушена! – Он обвел помещение взглядом в поиске жертвы.

– Месье Эйнсворт? – постучал Ричарда по плечу Август Татильон. Хотя выражение его лица оставалось презрительным, краем глаза он с опаской следил за Себастьеном, который разъяренно пыхтел в противоположном конце зала. – Могу я предложить покинуть это заведение? Месье Гроссмаллард известен своим взрывным темпераментом и нелюбовью к скромным персонам критиков. Давайте оставим его разбираться с последствиями скандала.