Пламя догоравшей спички обожгло ему пальцы, он отбросил ее.

Некоторое время Бастиан стоял и прислушивался. Дождь ослабел и едва слышно шелестел по железной крыше.

Потом он вспомнил про подсвечник, на ощупь пробрался к тому месту, где видел его, и вернулся со своей находкой к матам.

Он зажег все семь огарков, и тотчас все озарилось золотым светом. Пламя тихо потрескивало; Бастиан вздохнул и снова принялся читать.

иво ступал Атрей среди леса колонн, счастливо улыбаясь. Колонны отбрасывали в лунном свете черные тени. Глубокая тишина окутывала его, Атрей едва слышал собственные шаги. Он больше не знал, кто он, как и зачем пришел сюда. Лишь беззаботно любовался: пол был вымощен плитками, мозаика их изображала загадочные орнаменты и таинственные картины. Атрей ступал по этим узорам, поднимался по широким лестницам, выходил на просторные террасы, снова спускался по ступеням и шагал по галерее колонн. Его занимало, что каждая колонна украшена на свой манер и расписана особыми знаками. Так он уходил все дальше от ворот Без Ключа.

Вдруг до него донесся странный колеблющийся звук. Звук приближался, то был поющий голос, очень красивый, словно колокольчик; чистый и нежный, как голос ребенка. Но он звучал бесконечно печально, а иногда даже, кажется, всхлипывал. Жалобная песня витала между колонн, проносилась, как дуновение ветерка, останавливалась, взмывала ввысь или опускалась к земле, удалялась, приближалась и кружила вокруг Атрея.

Он не шевелился и ждал.

Круги, которые описывали звуки, становились все уже, и вот он начал различать слова:

Наш мир бесконечен, и все в нем случится, Но только однажды! Струясь и звеня, Сейчас я пою и порхаю, как птица, Но время промчится — не станет меня.

Атрей поворачивался вслед за голосом, который беспокойно летал между колонн, но никого не было видно.

— Кто ты? — крикнул он.

— Кто ты? — эхом отозвался голос.

— Кто я? — пробормотал Атрей и задумался. — Кажется, когда-то я это знал. Но разве это имеет значение?

Поющий голос отвечал:

Ты мог бы спросить меня, мальчик, о многом, Но спрашивать должен рифмованным слогом. Стихи лишь понятны уму моему, Без ритма и рифмы я слов не пойму.

Атрей не горазд был сочинять стихи и понял, что беседа будет не из легких, коли голос понимает только рифмованные слова. Пришлось ему изрядно напрячься, прежде чем у него получилось:

Мои вопросы не просты. Скажи сначала мне: кто ты?

И тотчас же голос ответил:

Ну вот теперь я понимаю И твой вопрос я принимаю.

И пропел уже с другой стороны:

Во дворце глубокой тайны Я витаю не случайно. Слышишь голос тишины? Вот зачем стихи нужны. Кажется, я все сказала… Звать меня Уиулала.

Голос становился то громче, то тише, но никогда не умолкал совсем. Даже если он не произносил слов или слушал обращенный к нему вопрос, все равно в воздухе длилось звучание. Когда звук стал медленно удаляться, Атрей побежал за ним вдогонку и спросил:

Куда ты уносишься, вдаль или ввысь? Я видеть хочу. Ну постой, покажись.

Голос пронесся мимо его уха:

Услышать случалось Меня иногда, Но видеть — не видел Никто никогда. Ведь я не имела Ни ног и ни рук, И все мое тело — Блуждающий звук.

— Значит, ты невидимка? — спросил он. Но не получил ответа и вспомнил, что должен спрашивать в рифму. «Слышать голос тишины — вот зачем стихи нужны!» — понял он, уже не замечая, что и думать стал стихами. А раньше Атрей совсем не представлял, зачем это надо «ходить на одной ноге да еще приплясывать через каждые четыре шага». Так говорил о стихах один седобородый старец, случайно зашедший однажды в страну зеленокожих охотников… Но это совсем другая история, и мы ее расскажем как-нибудь в другой раз.

Дай еще один ответ, Верно понял я иль нет, Ты живешь, пока поешь, Замолчишь — и ты умрешь?

Послышался тихий звон, который должен был означать смех или всхлипы, и потом голос пропел:

Да, я голос тишины. Только тот меня и слышит, Кто слова стихами пишет. Над просторами страны Я к нему тогда лечу… Я живу, пока звучу.