Капитан Коржов приехал назад через три дня, придя ко мне на доклад, доложил, что всё решил, все согласны, только одному интенданту потребуется отдать трофейную легковую машину. Да, кому война, а кому мать родна, и тут это крысиное племя стремится наварится. Ну и чёрт с ним, вставать в позу и бодаться с этой крысой из-за одной машины я не хотел. Пусть подавится, отдам ему эту легковушку и даже с собой заберу, когда мимо него проходить будем, как и обещал, а его надеюсь бог накажет. Специально на него жаловаться начальству не буду и пакостить тоже, но очень надеюсь, что в итоге ему эти махинации выйдут боком. Распорядился отправить транспорт и бойцов в охрану, а также отогнать интенданту машину. Вот так и бежало время, меня, к моему большому удивлению больше не дёргали, хотя немцы прорвали оборону уже во многих местах. Я всё ждал, когда меня дёрнут и в итоге дождался.

25 сентября 1941 года, Киев.

Вызов в штаб фронта пришел днём, а я уже стал думать, что про меня забыли, хотя как такое могло произойти. Сев в свою ласточку, поехал в штаб, разумеется с водителем и ординарцем, а то страшно оставлять такую машину одну. Кстати вспомнился анекдот, как раз в тему — Водитель паркуется в Москве возле здания парламента, к нему подходит мент и говорит, что тут парламент, на что водитель отвечает — не беспокойтесь, у меня очень хорошая сигнализация. Это я к чему, полноприводную эмку с охотой приберёт к рукам любой, так что оставлять её одну опасно, тем более в нынешней обстановке, так что приказал водителю ни куда не отлучатся, и что за машину он отвечает своей головой, а на всякий случай оставил с ним и ординарца. Вот так я прошел в штаб фронта, а в приёмной Кирпоноса мне даже ждать не пришлось, как только я туда зашёл, так секретарь тут же позвонил командующему и меня сразу пригласили в кабинет.

— Проходи майор, дело к тебе есть. Что думаешь об сложившейся обстановке?

— Только одно — Жопа, большая и жирная.

— Смотрю ты не особо беспокоишься?

— Так товарищ генерал, опыт имеется, снова выйду, правда у немцев в тылу покуралесить времени не будет.

— Это почему ещё?

— Так я же говорю, жопа будет большая, немцы скорее всего возьмут в мешок практически все наши силы под Киевом, а потом у них считай прямая дорога на Москву открывается через Курск и Брянск. Наших частей там практически нет, так что будет полная Жопа с большой буквы. Вот поэтому у меня и времени погулять по немецким тылам не будет, нужно будет срочно выходить к своим и перекрывать немцам дорогу на Москву, что бы командование успело перебросить резервы для защиты столицы.

— И ты сейчас это так спокойно говоришь.

— А что ещё делать, товарищ генерал, моего мнения ни кто не спрашивал, да и кто бы меня слушал.

— А нас со штабом сможешь вывести?

— Смогу, и даже ещё одну или две дивизии, но при двух условиях.

— Каких?

— Первое, все меня беззаговорочно слушаются и выполняют все мои приказы, и второе, все, кто выходит со мной, обеспечены транспортом. Мы будем быстро, ну относительно быстро двигаться, и я не могу брать с собой ни кого, кто будет меня тормозить, иначе мы все рискуем погибнуть.

— А раненые?

— С собой брать только тех, кто выдержит дорогу. Знаю, это кажется циничным и бесчеловечным, но в противном случае мы просто и тяжёлых не довезём и других можем потерять. Надеюсь немцы будут соблюдать условия договора, могу снова написать им письма, что если они нарушат эти условия, то больше ни каких договоров не будет, а я начну целенаправленно охотится именно на их госпиталя и санитарные колоны. Пример у них перед глазами, так что думаю они не захотят его повторения.

— Хорошо, твои условия принимаются, когда выступаем?

— Завтра вечером.

— Почему завтра, ведь можно и сегодня.

— Товарищ генерал, а вы успеете до ночи подготовится, собрать транспорт, раненых, передислоцировать части, что берёте с собой?

— Ты собираешься выступать вечером?

— Разумеется, во-первых, избежим бомбёжек, а во-вторых, избавимся от лишних глаз. Нам надо уйти и пропасть, что бы немцы не знали, куда мы двинулись.

— У тебя наверное уже и маршрут есть?

— Разумеется товарищ генерал, вначале двинемся на Полтаву, а как отойдём километров на десять, так по лесным дорогам разворачиваемся на Брянск и Орёл. А немцы нас пускай у Полтавы ждут.

— Хорошо майор, надеюсь ты нас не подведёшь, завтра в 20 часов выступаем.

Вот когда репутация начинает работать на тебя, ни каких возражений от начальства. Выйдя из штаба, отправился к себе, в принципе у меня всё готово, распорядился немедленно забрать из госпиталя своих раненых, благо, что тяжёлых было немного и они уже успели немного окрепнуть, так что надеюсь довезём их живыми. Специально для них, еще раньше, приказал в трофейных машинах с тентом сделать двухярусные нары, это чтобы больше народу погрузить, а для облегчения веса, да и для того, что бы раненых меньше трясло, делали каркас и вместо досок натягивали кусок брезента, а на него клали матрас. Хоть какая амортизация будет, а то тяжёлые и от тряски умереть могут, а тут относительно нормально будет. Можете считать меня циничной сволочью, что я только своих тяжёлых забираю, но всех мне не спасти, а своих я не бросаю. В качестве исключения взял четыре с половиной десятка тяжелораненых командиров в звании от майора и выше, так как для них нашлись места и это всё.

Следующим вечером колонны стали собираться у выезда из Киева и в девять часов вечера мы тронулись в путь. Уже следующим днём, 27 сентября немцы вошли в Киев, сопротивления они практически не встретили, наши части стали массово отходить в ночь с 26 на 27 сентября. Кирпонос приказал всем частям отходить и пробиваться к своим самостоятельно, а с собой взял только две относительно полноценные дивизии, причём одна из них оказалась дивизией Севастьянова. Это похоже уже рок какой-то, постоянно с ним встречаться и постоянно его вытаскивать из жопы. Главное, что все были на колёсах, перед выездом заправились под пробки и взяли достаточно продовольствия с собой, а также смогли забрать всех легкораненых из госпиталей. К слову говоря, наших раненых немцы не тронули, в каждом госпитале было моё письмо на немецком языке. Мой урок немцы очень хорошо усвоили, не знаю, что потом будет с нашими ранеными, и сколько из них выживет, но шанс на жизнь я им дал, а там, как судьба распорядится.