Шрифт:
– - Что я дурак, что ли? Спорят только до 23 лет, да и то по глупости.
VI
Они вошли в уютную столовую.
Пухлов сидел уже на обычном месте и при входе незнакомого человека устремил на него свои круглые глаза. Маня толкнула брата и что-то шепнула матери.
Жена Кротова приветливо улыбнулась Сурову, которого подводил к ней муж, а потом дружески протянула ему руку и сказала:
– - Милости просим! Это наша Маня, это Петя. Оба большие уже. Этой весной кончают. А это -- наш старый знакомый -- и она назвала Пухлова.
Пухлов колыхнул ее грузным телом и протянул Сурову мягкую с короткими пальцами руку.
– - Совсем в наши Палестины или проездом изволите быть?
– - сипло проговорил он.
– - Не знаю еще, -- ответил Суров, дружески пожимая руки Пете и Мане.
Потом он сел, и Кротова тотчас подвинула ему стакан чая.
– - Ведь это товарищ мой... по гимназии, -- радостно стал объяснять Кротов, -- двадцать три года не видались!..
– - А-а!
– - протянул Пухлов, оглядывая Сурова. Жена Кротова тоже смотрела на него и, сравнивая с мужем, удивлялась.
– - Кажется, ровесники -- и какая разница!
У этого движенья быстрые, глаза и смеются и загораются, фигура словно у молодого, а муж -- как водевильный отец: приличная полнота, приличная плешь, солидная дряблость. Вероятно, и беспечный. Что ему?..
– - Вы, наверное, холостой?
– - спросила она.
Суров вопросительно взглянул на нее.
– - Из чего вы заключили? Совершенно напротив. И женат был, и овдоветь успел.
– - А детей нет?
По лицу Сурова скользнула легкая тень.
– - И дети есть: двое. Совсем, как ваши: сын и дочь. Вас Маней зовут?
– - обратился он к девушке.
Маня вспыхнула и кивнула.
– - А мою Маруськой.
Ему сразу понравились и жена и дети Кротова. Девушка и юноша с смелыми открытыми лицами, на которых ясно отражалось каждое их душевное движение; милая барыня с полным, несколько расплывающимся лицом, с добрыми серыми глазами, с плавными уверенными движениями и ласковым голосом.
Суров оглядел и уютную столовую и сервировку стола и понял всю несложную психологию мягкого и добродушного Кротова, который тем временем говорил, обращаясь то к Пухлову, то к жене и детям.
– - 23 года, как расстались, а как дружились и все тридцать! Одно время мы с ним неразлучны были. Помнишь, в шестом классе? Веселое время было! Помнишь, как мы фейерверк устраивали? А чтенья наши, библиотека?
– - и, оживленный воспоминаниями лучших дней своей жизни, он рассказывал эпизоды их гимназической дружбы.
– - Дети и жена слушали его с видимым удовольствием; Суров несколько раз громко смеялся, а Пухлов становился все сумрачнее. Ему казалось, что, благодаря появлению этого гостя, он совсем отодвинут на задний план.
Он воспользовался перерывом в рассказах Кротова и, устремив на Сурова круглые глаза, спросил:
– - Что же, служить изволите или капитал имеете?
– - Капиталист, -- ответил Суров: -- руки и голова.
Пухлов снисходительна улыбнулся.
– - Служите, значит, по какой части изволите?
– - Такой же врач, как и я, -- ответил за Сурова Кротов, -- хочет вот по земству служить.
– - Где изволили раньше служить?
– - спросил Пухлов, с наивной манерой провинциала, стремясь удовлетворить свое любопытство.
– - В Гдовском земстве, -- ответил опять за Сурова Кротов, -- а теперь на юг хочет.
– - А!
– - сказал Пухлов, уже равнодушно оглядывая Сурова, и обратился к Кротову:
– - Что же, сыграем!
– - Тебе все равно?
– - спросил Кротов у Сурова.
– - Сделай одолжение!
Маня достала доску с фигурами и, передав их отцу, села опять к столу.
В этот вечер ни она, ни Петя не ушли после чая в свои комнаты. Новый знакомый показался им очень занимательным и притом во всех его рассказах слышалось что-то недоговоренное, заманчиво таинственное.
Жена Кротова сразу разговорилась с ним дружески. Она передавала ему эпизоды их прежней жизни, женитьбу, мытарства, смерть детей и сама расспрашивала его о жене и детях и о его прежней жизни. Суров охотно отвечал. Маня и Петя принимали участие в этой беседе. Слушать рассказы Сурова было очень интересно.
Где он ни побывал только: и юг, и север, и Западный край, и Урал и Сибирь, и Кавказ, и Крым. Везде был. В рассказах его проявлялось столько различных знаний, остроумия и живости, что Петя и Маня слушали его, как зачарованные, а Кротов отрывался от игры и возвращался к ней только после нетерпеливого окрика Пухлова: