Дальше – больше. Для продажи “товара” женщинам понадобилось самостоятельно ездить на рынки в другие города, что было вообще неслыханно, ведь раньше покупками на Занзибаре занимались исключительно мужчины. На фабрику стали водить туристов, проект привлек журналистов, статьи о Mwani появились во многих блогах и даже на ВВС. “Океанские огородницы” стали почти звездами. А еще они стали состоятельными дамами теперь они могли позволить себе купить и мебель для дома, и школьную одежду для детей, и даже мотоцикл. А все началось с водорослей.

Я купила два кусочков мыла с водорослями на заводике Mwani. Они добавили туда ароматические масла, завернули кусочки мыла в пальмовые листья и перевязали бечевкой. Точно такой же, которая держит молодые пучки водорослей на дне морском. Я выбрала запахи корицы и лемонграсса. Эти пахучие кусочки сейчас лежат передо мной и напоминают мне о Занзибаре, когда-то известном как Остров Специй.

Я поняла: мне нужна гитара. Я не знала еще, что буду играть, просто захотелось перебирать струны и творить нечто созвучное окружающей красоте. Попросила о помощи хозяев гостиницы, они кому-то позвонили, а этот кто-то позвонил кому-то еще.

Канал обмен информацией через друзей, соседей и знакомых в Африке многократно мощнее и важнее интернета. Самое вопиющее свидетельство этого факта – местные таксисты. Работает это так. Я сажусь в такси и называю место назначения. Таксист радостно кивает: конечно, он прекрасно знает, куда и как меня везти. Когда же мы подъезжаем к населенному пункту, начинает происходить нечто странное. Таксист подруливает к группе мужчин, сидящих на обочине, и о чем-то спрашивает. Ответ приходит в форме разнонаправленных жестов. Таксист кивает и едет дальше. Через 100 метров ситуация повторяется, при этом водителю велят ехать в обратном направлении. Вначале я еще надеюсь, что он уточняет не адрес, но потом понимаю: зря надеюсь. Еще через сто метров происходит еще одна сверка с информационным полем деревни – после чего водитель обескураженно разворачивается ко мне и говорит: “Такого отеля здесь нет”.

Тут наступает мой звездный час: я вынимаю из рюкзака планшет с закачанной на него картой Танзании. Печатаю название места: красный флажок показывает, что объект всего в паре километров. Одно касание – и пунктир маршрута ведет нас по песочной дороге между серыми каменными домами. Водитель с сомнением поглядывает на указания навигатора, но следует им – и скоро мы приезжаем. Если вы думаете, что водителя нет доступа к онлайн картам, то ошибаетесь. У каждого есть смарфон, который используется для чего угодно (например, для просмотра фильмов и роликов прямо во время движения), но но только не для Гугл карт. Видимо, это некое репутационное табу. После двух-трех таких бесплодных поездок с петлянием по поселкам я стала заранее строить маршрут на своем устройстве и настойчиво предлагать водителю с ним сверяться. Это сэкономило мне много часов жизни.

Но в случае с гитарой занзибарский “интернет” сработал безупречно. Через 2 часа у меня в руках телефон музыканта, готового расстаться со своим инструментом в обмен на 10 тысяч шиллингов в день (это около 300 рублей). Через 2 минуты мы договариваемся, где и как я могу ее получить. Парень вызывается лично привезти мне гитару – видимо, очень нужны деньги.

Спустя пару часов передо мной стоит темнокожий красавец в небесно-голубой рубашке, красной бандане и черных очках. Его зовут Ричи, хотя по паспорту он Салум (так назвал отец, но он не согласен). Забираю гитару, а он не уходит. Предлагаю поиграть вместе, парень широко улыбается: конечно!

Начинаю я. Мой выбор по умолчанию – “More than words”, лучшая песня всех времен и народов (по крайней мере, для меня – из-за нее я и научилась играть на гитаре 3 года назад). Передаю ему гитару: может быть, сыграем что-то из классического рока?

– Я не пою каверы.

– Что, и не знаешь даже?

–И не знаю.

– А что же тогда ты поешь?

– Свои собственные песни. Сыграть?

– Давай.

Я заинтригована. Африканская музыка разве это не бешеный ритм барабанов и радостные пляски? Как это соотносится с гитарой? Ричи берется за струны: слышу грусть и нежность. Голос сильный, чуть сиплый. Наверное, так звучала бы необработанная терракотовая земля с песком, если бы умела петь. Не понимаю ни слова на суахили, но ощущаю позвоночником, что песня о любви, в которой не все благополучно.

Какой красивый язык. Что значит “moyo wangu”?

– Сердце мое. Moyo – это “сердце”.

– А muongo?

– Это значит ложь.

– И о чем эта песня?

– «Не лги, будто любишь меня».

– О, гневная песня. А так не скажешь.

– Я не пишу злых песен. Музыка нужна для исцеления.

– Расскажи, что это значит?

–Я хочу писать песни, в которых мои современники узнают себя и свою реальную жизнь. И поймут, что их не одни.

– Здорово. А как ты пишешь песни? Сначала стихи, потом музыку, или наоборот?

– Все начинается с чувства, – он кладет ладонь на сердце. Я сижу на берегу, перебираю струны и подбираю аккорды, которые созвучны этому чувству. Что-то появляется. Потом приходят первые слова, и я их напеваю под эту мелодию. Иногда все заканчивается одной строчкой, иногда получается целый куплет. Бывает, что второй куплет я сочиняю только через месяц.

Я вспомнила, что недавно смотрела курс о создании песен. Там был описан знакомый мне стратегический подход: сформулировать основные “посылы” песни, продумать ритм и тип рифмы, построить тексты куплетов так, чтобы смысл и чувства раскрывались постепенно, по нарастающей. Оказывается, можно сочинять и вот так: просто от импульса, от сердца.