— Ну расскажи. Им ведь интересно, — уговаривает Петр.

Женщина встает, кивает нам и, не оборачиваясь, уходит.

— Ни за что не рассказывает, — словно извиняется за нее Петр. — Даже нам не говорит.

— Откуда же вы тогда знаете, сколько она медведей убила?

— Как не знать! Медведь — не иголка. В карман не спрячешь. Лошадь приходит просить — на себе ведь не понесет. А знаете, как она с ними справляется? Думаете, стреляет? Ножом!

Петр проверяет, какое впечатление произвели на нас его слова.

— Точно говорю — без ружья. Одним ножом. Нож такой длинный и ниток клубок. С голову величиной. Внутри тряпки всякие, а снаружи нитки.

— Это зачем же? Пасть медведю заткнуть?

Однако Петр не замечает в наших словах иронии и отвечает вполне серьезно:

— Нет, не пасть. Как сойдутся шага на два, так она и подкидывает этот клубок над головой у мишки, тот сдуру — цап передними лапами, запустит когти в тряпки, а ей только того и нужно. Пока он когти-то выдерет, она уж ему кишки выпустит.

Мы молчим. Легко сказать: пришел, увидел, победил.

— Правду рассказывает, — вступает в разговор жена Петра.

Что мы можем сказать? Приходится поверить. Сибиряки врать не любят. Сама природа здесь готовит человека к незаурядному, и либо ты станешь господином природы, либо она безжалостно раздавит тебя.

— Хотите медку на дорогу взять? Только вот налить не во что. Может, у вас посуда найдется?

Мы приносим закопченный чайник. Пасечник берет его и идет к дому, но в дверях останавливается. На пороге рычит, показывая могучие клыки, собака. Поколебавшись, Петр передает чайник жене:

— Поди набери. Полный, — говорит ей и смущенно возвращается к нам. Он понимает, что мы видели эту безмолвную стычку с собакой, которая пропускает в дом хозяйку и опять кладет голову на порог, прищуренными глазами следя за каждым движением пасечника.

— Повздорили, — говорит Петр, и в его глазах мелькает злой огонек. — Я ее, подлую, пристрелить хотел.

— За что?

— Давно уж не ладим… Она еще весной меня за руку цапнула. Я хвать за мелкокалиберку и выстрелил.

— Мимо?

— Попал в затылок. Пуля над глазом вышла, да вот… Отлизалась, негодная. Со шрамом ходит.

Собака, словно понимая, что разговор идет о ней, снова скалит могучие клыки.

Когда мы направляемся к плоту, она опять идет, отставая на несколько шагов. И лает. Теперь я понимаю, почему она не бежит впереди хозяина, как все собаки. Она боится подвоха и, видимо, раз и навсегда решила не спускать глаз с человека, не подставлять ему затылок.

Петр так и остался для меня загадкой. Пасечник, а не может ужиться с собственной собакой. Интересно, как он ладил бы с пчелами, если бы они обладали острыми зубами и не давали мед?

Мы рассчитывали попасть в поселок еще до обеда. Но солнце давно перевалило за полдень, а деревушки все не было.

Вначале мы увидели людей. Двое мужчин сидели на большом камне, скатившемся в реку, и удили рыбу. Завидев нас, они коротко переговорили о чем-то между собой, и один из них съехал с камня, выбрался на берег и скрылся в густом прибрежном кустарнике. Второй остался сидеть на камне.

Несколько сильных толчков длинными шестами, и через мгновение наш легкий плот утыкается носом в песчаный берег.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Рыбачим?

— Рыбачим.

— Клюет?

— Клюет.

Мы закуриваем сами и угощаем рыболова. Рука у него заскорузлая, почерневшая от солнца и потрескавшаяся. Он мнет, вертит в пальцах литовскую сигарету и подымает на нас глаза. В них без труда можно прочесть и удивление, и явственный вопрос.

— С Узаса спускаемся. Из геологической партии.

— А-а, — протягивает рыбак и закуривает.

— Далеко ли до деревни?

— Еще малость.

— Сколько?

— Геологи — и без карты! — замечает человек.

— Мы не геологи.

— А только что говорили — геологи.

— Ничего подобного. Мы говорили, что из геологической партии.

— Ну вот, — говорит он и, послюнявив тупой палец, гасит сигарету. Окурок прячет в карман и спрашивает: — Так откуда вы будете?

— Мы же говорили.

— Не расслышал.

В его вопросах таилось недоверие, он задавал их с какой-то иронией. Мы почувствовали это и переглянулись: в чем дело? Заметив наши взгляды, человек свистнул. Мы увидели, как закачался густой кустарник, услышали, как затрещали ветви. И хотя из кустов никто не вылез, можно было не сомневаться, что там прячется не один человек. Мы принялись терпеливо рассказывать: кто мы, откуда, куда направляемся и что нас интересует.