Шрифт:
Выходим в открытое море. Оно встречает корабль гладкой, пологой волной — ветер стихает, небо проясняется, у горизонта бродят еще стаи туч, и от них к морю тянутся темные полосы. Вероятно, снег идет.
Провожает нас синяя Земля Принца Карла. А вдали еще маячат берега Западного Шпицбергена.
Первые настоящие сумерки накрывают пароход у острова Медвежьего. Ушедшее на север солнце медленно, нехотя опускается и наконец касается моря. Желтая, затем красная прозрачная заря долго-долго горит на небе. Потом солнце ныряет. Темнеет.
Идем курсом на юг. Обгоняя корабль, летят к югу птицы. Парами, небольшими группками. Никакого интереса к нашему судну не проявляют, хотя на нем можно с комфортом отдохнуть. Вот когда шли мы на север, они не отказывались присесть на палубу, мачты, надстройки. Тогда у них было много свободного времени, ловили себе рыбку в морских просторах — впереди целый арктический день.
А теперь море темно-зеленое, укутывает его полуночный сумрак. И молчаливо, сосредоточенно машут и машут крыльями птицы, стремятся к южному берегу.
Вырастают из безбрежных вод серые берега Медвежьего. Опытные моряки, которым немало довелось поплавать в этих широтах, утверждают, что мало кому удается увидеть остров Медвежий. Обычно он скрыт туманом. Здесь сталкиваются теплые воды Гольфстрима и холодные течения Баренцева моря. Потому и туманы, потому и частые бури. Но сегодня ясно. Медвежий виден целиком. Светятся красные сигнальные огни на радиомачтах. На мысу — здание норвежской радиостанции. Странно видеть свет в окнах, фонари.
Сумрачно и торжественно высится над Медвежьим гора Мисерифьеллет, уходя в небо тройной вершиной. Каждый из пиков носит имя одной из трех богинь судьбы у древних скандинавов: Урд, Верданди и Скюльд — «Прошлое», «Настоящее», «Будущее». Что сулят эти богини летящим на юг птицам? Вернутся ли они назад следующим летом? И что предвещают судну и всем его пассажирам?
Вглядываюсь в трех богинь, которых так редко можно увидеть с моря. Они долго высятся за кормой, отступая к северу, темнея на фоне все еще светлого ночного неба.
— Ох, кажется, сулят они нам добрую бурю, — качает головой штурман, которому я помогаю коротать на мостике ночную вахту. — Баллов до десяти волну разведет.
Поскольку мне хорошо известно, какое удовольствие доставляют человеку семибалльные волночки, я принимаю известие штурмана без особого энтузиазма. Хоть и не маленький у нас корабль, не чета «Коммунару», а как бы не пришлось ему ложиться в дрейф. И болтаться в море лишние сутки, а то и двое, — это уж как разрешит погода. Совсем не вдохновляющее пророчество, если принять во внимание, что ты уже настроился на скорейшее возвращение домой.
Всю ночь летели птицы, обгоняя корабль. Правда, ночь эта продолжалась часика два, не больше. Солнце поднялось почти там же, где опустилось. Занялся новый длинный светлый день. А море продолжало оставаться спокойным. И никакого ветра. Даже те небольшие волны, которые покачивали нас еще при подходе к Медвежьему, окончательно улеглись. Видимо, три древние богини, Норны, решили позаботиться о нас.
На юге замаячили норвежские берега, а к вечеру мы увидели уже советские скалистые шхеры. Какими же серыми-серыми показались они мне, когда впервые прибыл я на побережье Колы из Вильнюса. Какими непривычно зелеными кажутся они мне теперь, по возвращении со Шпицбергена. Зеленеют травы. Даже березки кое-где повылезли между камней…
Далеко на севере остался Шпицберген. Осталось незаходящее солнце и вечные ледники. Черные горы, туманы, тучи и цветы Севера. И его бесконечное молчание…
Здесь, у Кольских берегов, снова чувствую тоску по нему.
Лето 1971 года
ИЛЛЮСТРАЦИИ
У прекрасной Магдалины.
Консульство Советского Союза в Баренцбурге.
Славные баренцбуржские шахтеры.
От домика геологов до причала… Вот и весь Баренцбург. Если хорошо всмотреться, можно увидеть 78-ю параллель, пересекающую Грен-фьорд у дальнего ледника.
За семьдесят восьмой параллелью…
Кто не верит, что это не гора, а сено, пусть полезет да пощупает…
В порту Лонгьирбиена.