Граббе надеялся, что с годами все забудется. Он уже и сам начал забывать былые неприятности. На все это он уже смотрел иначе. Он теперь сам начинал верить, что в тайное общество его завлекли обманом и что у него хватило ума вовремя покинуть логово заговорщиков. Стране нужен был порядок, а эти масоны… Нет, убеждал себя Граббе, он им вовсе не сочувствовал, он просто изучал этих демонов в человеческом обличии. Он тогда еще понял, в какую гибельную бездну они толкали государство! Вроде той горы, что чуть не поглотила его во сне.

Граббе считал, что верной службой государю давно искупил свои недолгие заблуждения. Но всякий раз, когда открывались новые обстоятельства, Чернышев первым делом приказывал вызвать и допросить Граббе.

Вернулась Лиза. Она была переполнена впечатлениями и почти позабытыми чувствами, которые испытала от близкого общения с молодым мужчиной.

– Добрый вечер, – улыбнулась Лиза, виновата хлопая ресницами.

– Здравствуй, душенька, – сказала Екатерина Евстафьевна, беря себя в руки.

– Мое почтение, – кивнул Граббе, откладывая ордена.

Лиза почувствовала царившее в доме напряжение.

– Здоровы ли вы, Павел Христофорович?

– Генерала экстренно приглашают в Петербург, – объяснила Екатерина Евстафьевна.

– Не сочти за труд, Лиза, вели подавать ужин.

– Конечно, сударыня, – засуетилась Лиза.

– В Петербург! Как это хорошо!

– Пришло именное повеление от самого императора! – добавила Екатерина Евстафьевна.

– Я знала! – хлопала в ладоши Лиза.

– Я всякий раз писала кузине, какой Павел Христофорович замечательный, благородный человек!

– Уж лучше бы не писала, – вздохнула Екатерина Евстафьевна.

– Отчего же? – удивилась Лиза.

– А вдруг император соблаговолит еще более возвысить вашего супруга?

– Дай-то Бог, – с надеждой перекрестилась Екатерина Евстафьевна.

– Когда же ехать?

– С утра.

– Вот и славно, – радостно улыбалась Лиза.

– Я распоряжусь об ужине, а после напишу кузине письмо. Уж больно задерживают насчет Михаила. Офицеру эполеты положены, а он все еще в солдатах!

Лиза упорхнула, оставив супругов одних.

– Ты уж детей береги, – сказал Граббе, сдержанно обнимая жену.

– Ты бы себя поберег, – с грустью отвечала жена.

– А дети – что с ними станется? Растут, как грибы…

Отряд Шамиля переехал по мосту через небольшую реку, когда Юнус радостно воскликнул:

– Ашильта!

Погруженный в раздумья Шамиль поднял глаза.

Перед ними лежали развалины большого аула. Груды камней вперемежку с бревнами представляли собой странный живописный хаос, обвитый лозами винограда, на которых уже пробивались первые листья.

Уцелевших домов почти не осталось. Кое-где торчали останки цагуров – больших деревянных ларей, домашних кладовок, в которых горцы хранили муку и другие припасы.

Шамиль повернул коня и двинулся по крутой, мощенной речным булыжником улочке. Слегка пригнувшись, он протиснулся под низкой каменной аркой и выехал к дому своей матери. Было странно увидеть почти невредимую саклю, под крышей которой голуби свили гнезда и теперь кормили своих птенцов.

Многие мюриды сами были ашильтинцами, и каждый спешил увидеть, что стало с его домом.

В Ашильте Шамиль прожил три года, после того как перебрался сюда из Гимров, следуя примеру пророка, который покинул Мекку, не желавшую поначалу принимать его веру, и переселился в Медину, Сюда прибывали на совет известные ученые и народные предводители. Отсюда он начинал свои походы, назначал наибов и рассылал воззвания, призывая народы к совместной борьбе за свободу.

Получив разрешение ашильтинцев, Шамиль принялся строить столицу Имамата на горе Ахульго, неподалеку от Ашильты. Вернее, это были две крутые горы, стоявшие так близко друг к другу, что между ними был перекинут мост. Их разделяло узкое ущелье, по которому текла речка Ашильтинка. Низвергаясь за аулом красивым водопадом, речка бежала между Старым и Новым Ахульго и вливалась в полноводную реку Андийское Койсу, которое огибало оба Ахульго двумя полукругами и образовывало гигантский каньон.

Вид у Ахульго был величественный и неприступный. Новое Ахульго соединялось с остальным миром узким перешейком, по которому едва можно было пройти. А Старое Ахульго ашильтинцы и вовсе называли «горой, на которую нет дороги». Обе горы, сверх того, были изрыты пещерами, которые издавна служили убежищами от врагов. В тяжелые времена здесь скрывались не только ашильтинцы, но и беженцы из далеких мест.

Лучшего места для столицы трудно было найти, и скоро здесь вырос новый аул с башнями, мечетями, школой и библиотекой. Ахульго уже становился полнокровной столицей Имамата, когда явился генерал Фезе со своими пушками.