Они флегматично наблюдали за планомерным уничтожением всего до чего мог дотянуться дракон у которого из под носа увели мирайю.

— а я говорил, — так же флегматично протянул Мир.

— заткнись! Заткнись!!!!!!!!!!!! Заткнись, я сказал! — взвыл Деймон, швыряя тяжелый дубовый стол о стену.

— у меня таких столов больше нет…. — вздохнул Родомир и обвел тоскливым взглядом помещение, — ремонт делать… белое что-то надо…мрачновато тут…

— алебастр. Легче как-то будет…. И арок…

— как в лесах, да?

— ага. Прислать зодчего? Знаю одного…

— разорят…

— так есть, кому платить, — лениво отпил эля Мир.

— и то верно, — задумчиво протянул Родомир, перекатывая в пальцах маленький цветок сирени, — сирень….

— как она там тебя назвала? гад чешуйчатый? — вновь прыснул Мириэль…

— заткнись… во имя нашей дружбы, — зарычал Деймон глядя на него из-под закрывавшей глаза челки.

— а может вам подраться? Ты разомнешься, а этот безумный пыл спустит, — предложил Родомир.

— стены снесем.

— ну да… только во дворе закончили. Почему сирень? А?

— не знаю, — пожал плечами эльф.

— ну ты же эльф! Вы все о цветах знаете!

— с чего ты взял? Я о твоих кишках все знаю, а о цветах нет, — фыркнул эльф, рассматривая свои пальцы, — и вообще эль сделает тебя толстым драконом. Такого ни одна мирайя не полюбит…

— аррррррррррр!!!!! — раздалось с другого конца зала

Собутыльники обменялись взглядами и синхронно выпили из кубков. Эльфийский взор все же был острее как не крути. И он заметил что-то, что заставило встрепенуться.

— Дей, а что у тебя в левом сапоге? — голос Мира прозвенел по эльфийски звонко, влияя на затуманенный отчаянием и потерей разум Проклятого.

Откинув в сторону очередную лавку, Деймон достал заправленный в голенище кусок бумаги, свернутый в четыре раза. Развернул. Прочел раз десять, пока бумажку не вырвали тонкие пальцы друга.

— «ай-я-я-яй»?? Что это? — тихо прочитал Мир, — она все знала…

Эти слова разнеслись по тишине зала как удар молотом по наковальне.

Для меня все началось ярким теплым солнечным светом в который я окунулась, но лишь для того чтобы в следующий миг вынырнуть отплевывая комья грязи изо рта. Бок на который я неудачно приземлилась раскололся от боли. И кажется, я что-то сломала. Выпуская из себя как воздух из шарика все русские нелитературные вирши коих я знала премного, улица учит. Все-таки получилось определить, что сломалась подо мной какая-то палка, а не моя конечность. Она же, палка, родименькая, впилась мне в бок и неудобно колола. В серьез угрожая проткнуть.

Повозившись как заправский свин в грязи, запутавшись в полах некогда шикарного халата и не менее практичной в условиях замковых сквозняков сорочки, я наконец-то села в луже. Натурально. В серой, грязной, глиняной луже. Вокруг меня творилось невесть знает что! Холодный ливень поливал, ветер обдувал. Деревья, что окружали небольшое свободное пространство вокруг меня стонали под его порывами.

— ну полный п…., господа! Твою жжжжжж…мать! — хлопнула по поверхности воды руками.

— хи-хи! Ну зачем же так ругаться, барышня? Хотя нет! Ругайтесь! Ругайтесь, дорогая!!! Да побольше, — меня резко вздернули вверх и подхватив под локоток потащили куда-то в сторону, — как давно я не слышал нормальной русской речи! Какая благодать!!! Так на чем вы там остановились, барышня….

— барышня? — возмутилась я, отталкивая неизвестного, — ты ваааааще кто такой???

Мужичек, а это был именно он отшатнулся от меня. Нет, не так, отлетел метров на десять и чудом остался на ногах. С его остроконечной шляпы лилась вода дальше вниз по кожанному плащу.

— сильна, дуреха, — хихикнул он и пошлепал вперед, — хочешь под дождем разговаривать, ищи дурака! Ха! Я пошел в дом.

С противным чавканьем обуви по грязи он пошел вперед, не оборачиваясь, а лишь изредка, словно потирая ушибленное плечо. Словно я действительно сделала ему больно.

Странно.

— оставайся в сенях, — бросил он, продвигаясь вперед по коридорчику, — с тебя воды три ведра натечет. Кто потом убирать будет? Вон нос уже как свекла красный.

Скинув где-то в углу шляпу и плащ, он скрылся в светлом проеме, оставив меня в сумраке широкого и заваленного садовым инвентарем коридора.

Через несколько минут я уже сидела на печке в сухой мужской одежде, вязанных шерстяных носочках, что доставали мне до колен и пила что-то горячее на травах. Сидела и разглядывала место, в котором оказалась. А напротив меня на крепком табурете сидел чистенький бородатый мужичек в очках. Он рассматривал меня.

Начнем, пожалуй с места. Знаете, всегда удивлялась, как это красочно описывают избушку Бабы-Яги. Плошки там глиняные, котлы, пучки трав, стол, стул, печка да занавески в горошек. Ну, вообщем почти. Почти, если бы не большой письменный стол у окна, внушительная книжная полка, чистая белая скатерть на небольшом столе у печки. Деревянная кровать под ставшим мне уже привычным балдахином из выцветшей зеленой ткани. Все чисто и аккуратно. Да веточки, да сушатся, но кажется все в строгом порядке. И если раскрыть шкаф в углу, вещи наверняка по линеечке сложены. Пугающая педантичность в такой вот избушке посреди лютой непогоды.