– Нормально воспримут. Скорее с интересом, нежели опаской. Никто не станет смотреть на него свысока или с пренебрежением. Поверь, сторониться, как от прокаженного, никто от него не будет.

– То, что вы рассказываете, просто невероятно! Разные расы живут в одном мире на равных правах. Я за всю свою жизнь на Стимарисе никого другой расы, кроме вас, не встречала. В этом мире у нефилеров абсолютная монополия.

– Ну вот пусть и остаются здесь сами, монополисты демоновы, – выпалила Алатиэрэ, продолжая заполнять просторный чемодан. – Тоже мне, блюстители чистой крови.

– Господин Дэймос все же будет зол из-за вашего побега, хоть он уже и не любит вас той любовью, что раньше. Ваш уход, без сомнений, заденет его мужское эго.

– Так ему и надо, – ответила ей Алатиэрэ с саркастичной ухмылкой. – Он предал меня. Растоптал мою любовь. В ответ я растопчу его самооценку. Проедусь по ней паромобилем. Дэймос преподал мне важный жизненный урок – если любовь уничтожает твое самоуважение, то это уже не любовь, а повозка с бешеной лошадью, несущая тебя в пропасть. Да, я все еще его люблю, но понимаю, что в нашей паре эта любовь осталась лишь у меня. Самое большое заблуждение – это вера в то, что можно быть счастливым, живя с тем, кто позволяет себя любить. Это не счастье. Это иллюзия счастья, которая незаметно по капле высасывает из тебя все силы. Потому что любить за двоих всегда трудно. И дело это неблагодарное. А я не хочу для себя такой унизительной доли.

Лаэра что-то ответила ей, но что, мы уже не услышали. Вокруг нас все потемнело на несколько секунд, в течение которых мы успели взяться за руки, а когда вновь стало светло, мы находились уже на Эсфире на территории городского кладбища Альтарры. Здесь еще до моего рождения были похоронены мамины родители. Нас окружали каменные кресты, означавшие в нашей культуре четыре стороны горизонта, величественного вида готические усыпальницы и склепы. Ветер шумел в зеленых кронах вековых деревьев. Где-то совсем близко звенела птичья трель. Буквально в пяти шагах от нас около небольшого белокаменного склепа внезапно возник Иллинторн с каким-то мужчиной. Судя по слегка заостренным ушам, тот мужчина тоже был эльфом.

– Иллинторн, ты в своем уме?

– Абсолютно. Он убил мою мать, а значит, теперь у меня есть еще одна веская причина положить конец его существованию, от которого столько бед.

– Торни, очнись! Сколько уже полегло таких вот героев! Адаил – демон! – выпалил мужчина, с негодованием глядя на Иллинторна.

– Мой отец – нефилер.

– Кто, прости?

– Не-фи-лер, – по слогам повторил Иллинторн. – Носитель частицы ангельской крови. Нефилеры населяют Стимарис – мир, в котором я родился и прожил первые полгода своей жизни. Хоть я его не помню, как и своего отца, и знать не желаю, в моих жилах течет кровь ангелов. Ангел против демона, по-моему, неплохой ход. Очень символично, ты так не считаешь?

– Это самоубийство, – покачал головой эльф.

– Мне так не кажется, – ответил ему Иллинторн.

– А мне кажется.

– Я убью Адаила. Найду его и сражусь с ним. И никто меня не остановит, и даже ты, друг мой, – произнес Иллинторн тоном, не терпящим возражений.

Дальнейший их разговор нам досмотреть не дали. Значит, Иллинторн посчитал, что самое важное мы уже узнали. Нас снова со всех сторон окутала темнота, и когда она рассеялась, мы опять стояли посреди коридора нашей Академии, где нас и настигло видение. Только сейчас коридор пустовал. Интересно, как долго мы тут простояли, и куда подевались все адепты? Здесь теперь царили тишина и порядок, а мы так и стояли втроем спиной друг к другу, держась за руки.

К нам тут же подошел ректор – Иденхард Лийсарран – вместе с несколькими преподавателями, среди которых были магистр Кэллман, профессора Иолари и Кирали и Делайл, которого в стенах Академии мы на публике называли профессором Даркмуном.

– Юные леди, вы меня слышите? С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? – заговорил с нами ректор.

– Нормально вроде бы, – ответила я за всех, и подруги согласно закивали.

– А мы что, так и стояли здесь все время? – спросила у него Марьяна.

– Именно, – подтвердил ее мысли магистр Лийсарран. – Просто стояли, подобно трем изваяниям. И глаза у вас снова были белые.

– А крылья были? – прозвучал вопрос от Эмилии.

– Нет, крылья на сей раз не фигурировали, – ответил ей ректор. – Но и без них, поверьте, зрелище было, в некотором роде, пугающим.

– И долго мы тут столбачим втроем? – спросила я у Иденхарда.

– Почти два с половиной часа.

Мы пораженно переглянулись с подругами.

– С ума сойти, – промолвила под нос Эмилия. – А казалось, что прошло не больше часа.

– Что произошло с вами? – задал нам вопрос Делайл.

– А нам Иллинторн показал кусочек своей жизни на Стимарисе, – промолвила Эмилия будничным тоном.

– Где-где? – удивился магистр Лийсарран. – На Стимарисе?

– А вы раньше уже слышали про этот мир? – пожелала я уточнить.

– Только на уровне легенд и мифов, которых катастрофически мало, и все они не подтверждены фактами. Сам Иллинторн не любил говорить о своей родине, поэтому в литературе не упоминается мир, где он был рожден, – ответил ректор. – Все, что мы знаем – Иллинторн родился на другой планете, очень далекой отсюда, что даже прямых порталов между нашими мирами не существует. Но через полгода после его рождения его мать Алатиэрэ бежала вместе с ним на Эсфир, который был ее родным миром. А попала она на этот самый Стимарис благодаря тому, что отец ее был странником миров, то есть путешествовал между мирами. А как он осел на Стимарисе и каким образом нашел там свою смерть, история уже умалчивает. Об этом мире известно очень и очень мало по той причине, что жители его предпочитают максимально изолированную от других миров жизнь и браки заключают только внутри своей расы. Порой даже близкородственные. Для сохранения чистоты крови. Это все, что нам известно. Предлагаю нашу дальнейшую беседу перенести в мой кабинет, – предложил магистр Лийсарран, с чем мы и согласились.