«Люди с рюкзаками» — это история о переполненных городах и странах, куда пришла великая миграция 2022 года. Идя по следам людей богатых и бедных, уверенных в себе и сломленных, напуганных и окрыленных свободой, можно найти великие закономерности жизни, которые расскажут нам столь многое о причинах и следствиях всех наших судьбоносных решений. Это история о том, как каждый ищет свое место в мире. О том, как наши собственные ошибки ломают наши судьбы и судьбы близких нам людей. О том, как порой, вырвавшись из одной тюрьмы, мы попадаем в другую. И о том, что некоторые, даже покинув своего узника, навсегда остаются под его властью. «Люди с рюкзаками» — роман об эмиграции, о вечном стремлении выжить в этом мире, несмотря ни на что. Он о свершениях, подвигах, ущемлениях, страхах, надеждах, заблуждениях и злоупотреблениях, обо всех человеческих глупостях. Но в первую очередь — это книга об изгнании, как оно есть.
Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу.
Мао Цзэдун
Предисловие
Массовая эмиграция, как эпидемии, природные катаклизмы, революции и другие самые масштабные и драматические явления, была частью человеческой жизни на всем ее протяжении. Некоторые поколения могли похвастаться тихим периодом между несколькими трагическими событиями в истории, но другие – охватывали целую эпоху непрекращающихся бедствий.
Каждый из нас в итоге становится лишь цифрой в статистических данных историков. Мы вольны выбирать только то, в каком именно списке окажемся.
Часть 1. Дорога длиной в тысячу ли
Дальше всех бежит тот, кто бежит от своих.
Петроний
1
Они испуганно озирались, бледные и худые, с туго набитыми рюкзаками, пытаясь осмотреться и сфокусироваться в незнакомом мире пальм и разноцветных домов. Обычно их было двое – пара или двое парней. Молодые, высокие, одетые в светлые джинсы и цветные рубашки, здесь они казались вышедшими из моды, помятыми и странноватыми.
Глядя поверх улиц на указатели и ища взглядом здания-ориентиры, они посматривали в смартфоны с картами в поисках своего нового пристанища. Даже здесь, уже стоя на твердой земле, оно все еще виделось им эфемерным. Возможно, не существующим вовсе миражом.
Двадцатилетние, они приезжали ночью, и тогда теплая средиземноморская весна встречала их медовым бризом. Через пару часов они попадали прямо в водоворот красок – где оранжево-желто-розовые городки были полны смуглых людей, которые еще ничего не подозревали и понять их страх никак не могли.
Они приезжали днем, прямо в лето, где солнце было почему-то не желтым, а белым, а море, до этого бывшее для них путеводной звездой успеха, было немым, насмехающимся свидетелем их провала. На этот раз море напоминало им о том, как далеко они от дома. Дерганые, часто не по годам потрепанные не самыми полезными привычками – они радовались ему через страх, через сомнения, через силу. Другие же не радовались вовсе. Но море не обижалось.
Они ходили по городам туда-сюда, груженые, мужчины и женщины, блуждая впотьмах, пытаясь найти уют и смысл дальнейшей жизни. Каждый их шаг в новеньких разноцветных New Balance был тяжелее предыдущего, а мысли были полны вопросов без ответов. И никто из них тогда еще по-настоящему не осознавал, что все это – не новый квест в очках виртуальной реальности, не путешествие, не отпуск и не зимовка. Никто не понимал, что это было изгнание.
Перед сном, лежа на белых отельных простынях, они видели перед глазами столицу: статную, большую, пыльную, но роскошную. С изысканными ресторанами, джентльменским клубами, кальянными, любимыми лофт-барами, верандами и летниками, сочным шашлыком.
Они планировали вернуться, как только – так сразу, через пару месяцев, ну максимум – год, и оттого до последнего будут чувствовать себя заплутавшими туристами. И сложнее всего будет тем, кто дольше прочих будет цепляться за надежду.
Лишь некоторые – те, что приезжали с широко открытыми глазами, обычно семейные и не слишком побитые судьбою – понимали, что это вообще-то навсегда. Тем было гораздо легче осознавать себя другими: хоть и отделенными, оторванными, но все-таки свободными. У этих людей стресс сменялся маленькими радостями и новыми открытиями, и они снова начинали дышать полной грудью. Как когда-то давным-давно.
2
Одинокие мужчины заваливались в бары, как в былые времена ирландские моряки в порты экзотических стран в поисках горячего и теплого. Но к их досаде получали другой прием, нежели дома. Они пытались платить. Но это не помогало. Они пытались напирать, но женщины видели их насквозь. Они выглядели чумными, потерянными, но не как щенки, а как загнанные в угол гиены. А если у них еще и водились деньги, все это смотрелось еще страшнее.
Под неоновые огни, трепетный шелест пальм, морской прибой – они пытались забыться и поднимали на уши целые районы. Сплетни о них разлетались, как чайки после гудка парома. В самом начале было хуже всего – последняя неделя сентября, полная мужского визга, грохота, шума, ора и устрашающего пьяного смеха, заставила на время подумать, что теперь так будет всегда, и не на шутку испугаться. Но потом все немного успокоились. И продолжили пить дома.
Многие готовы были терпеть туристов, счастливых и сытых от бургеров и милкшейков, и сладко опьяневших, но такими были обычно англичане и ирландцы, и они никого не трогали. Но этих – мужчин отчаянных, пытающихся оторваться на местных женщинах, постоянно критикующих, вопящих на улицах лозунги и смотрящих на противоположный пол как лев на газель – такого терпеть не смог бы никто.
Не те страны, не то время, не те нравы – их встречали как эпидемию, запирали дочерей дома, переходили на другую сторону улицы, выбрасывали из баров. От всего этого они погружались в пучину собственного уничижения, заставляя эго раздуваться до невиданных размеров и наутро искать билеты в следующие страны, менее подверженные этой устаревшей морали.
Улицы греха, бары, клубы, злачные переулки – они находили самые худшие пороки каждого города и летели на них, как на мед, чувствуя что-то родное. Они называли это весельем и отдыхом, но даже тем, кто до этого там веселился, становилось не по себе.
Постепенно места, куда начали захаживать эмигранты, стали полностью или частично бойкотироваться старожилами. Одна часть с обшарпанными барами с завышенными ценами досталась одиноким мужчинам, другая, в основном кофейни и кафе – парочкам с удаленной работой.