Глава 3.

Вскоре Александр вместе со всей страной был потрясён изменением летоисчисления. 7208 год объявлен 1700-м, а Новый год переехал с 1 сентября на 1 января, по европейскому образцу. Александр в очередной раз удивился: что, он теперь родился в году, число которого намного меньше??? Кажется, даже то, что день его рождения не изменился9, его даже не обрадовало. Гораздо больше, впрочем, его удивило то, что в тот же год после смерти патриарха Адриана его преемника царь Пётр не дал избрать! Это уже посягательство на уже совершенно глубинные основы жизни Александра, ведь он был человек глубоко набожный. После этого ему оставалось задать себе ещё один вопрос: что за безумие накрыло государя? Ведь, как гласит клир, за действие главы государства несёт ответственность весь вверенный ему народ! Надо сказать, что признаки чего-то подобного прослеживались: царь пьянствовал вовсю, иноземный табак зачем-то ввёз, да ещё колокола велел вскоре на пушки переплавлять, что для Александра выглядело уже совершенно явным перебором!

Со временем, похоже, для Александра тема «царь ненастоящий» стала, похожее, идеей фикс. Тем более, что страну и общество опять трясло, и опять, и опять… Он уже в упадническом настроении принял и свой перевод в Посольскую коллегию с её организацией в 1702 г.10, и переезд в Санкт-Петербург… Но здесь начинаются его новые тяготы, заставлявшие Александра думать: почему столько кар идёт именно ему, если грешит царь, а искупать это должен был по идее весь народ, а не только он??? Ведь ему, будто нарочно, достался дом, построенный на болоте. Там и фундамент еле установили, дом трясся, когда экипажи проезжали, а уж когда наводнения в городе начинались, то дом Александра и его семьи затоплялся в числе первых. К тому же в его мыслях было вернуться если не в свои владения на более-менее адекватной почве, то хотя бы в Москву, во вторую столицу. Однако к этому моменту разница между боярином и дворянином, между поместьем, дававшимся за службу, и вотчиной, передававшейся по наследству в том числе и Александру и по идее должной отойти и его сыновьям, которых к этому моменту было 5, плюс 3 дочери, полностью стёрлась. К тому же в 1714 г. вышел указ о единонаследии, по которому Александр мог назначить наследником только одного, а остальные должны были идти служить и получать свои земли уже как служащие своему царю и своему государству! Это стало заключительным ударом по моральному здоровью Александра. Он уже не знал, что ему делать, и служба в Посольской канцелярии, а затем и в Коллегии иностранных дел, куда его в 1718 г. перевели, держала его хоть как-то на плаву. Уже остались совсем какие-то песчинки надежды остались, что удастся вернуть назад хоть что-то.

Такой песчинкой Александр видел царевича Алексея, естественного наследника престола. И почва-то была, ведь он, хоть и учился в Германии и был под Нарвой и Полтавой, на главных кампаниях своего отца, его преобразования принять не смог, чем изрядно нервировал царя Петра. И смерть царевича Алексея в том же 1718 году, явно от пыток, окончательно склонила Александра к варианту, что это на царя нашло безумие. Реформам он сопротивлялся уже исключительно изнутри, но не больше – боязно стало, а принять их, по всей видимости, и не пытался.

Оставалась, правда, совсем уж последняя надежда, ведь у Алексея остался сын Пётр, родившийся за 3 года до кончины своего отца. Но устав «О престолонаследии»11, вышедший в 1722 г., казалось, похоронил эту надежду окончательно, ведь сам теперь уже император Пётр I мог назначить своим наследником того, кого считал необходимым. И лишь после этого Александр, кажется, забылся уже совсем окончательно. При этом кто-то свыше удерживал его ещё в добром здравии. Впрочем, объяснить это явление стало некому: перед священником надо было исповедоваться минимум раз в год всем ещё с 1718 г., к тому же все даже намёки на попытки государственного переворота надо было отправлять государю, чтобы тот разобрался с тем, кто собирался такое затеять. Ну и так, мелочи – на воскресных проповедях зачитывали каждый новый закон или указ государя, дабы доходил до каждого, произносились речи в честь государя, присутствие на церковных службах стало делом обязательным уже по закону, священники ведут метрические книги, где всё фиксировали… О новоявленном Святейшем Синоде Александр отозвался изнутри так: получается, Церковь теперь встроена в государство! И искренне открыться теперь больше некому – государство теперь повсюду!

К старости лет, до которой Александр дожил, он никакой внутренней опоры уже не имел. Перемены, резко изменившие образ жизни высших кругов, он так и не смог принять и искал причины, за что ему такие казни египетские. Единственным объяснением он видел грехи государя и кару за них, пошедшую на весь его подданный народ. Но лишь когда он утратил всякую надежду, наконец-то что-то начало смягчаться. В 1727 г., когда ему исполнилось 55 лет, он наконец-то смог вернуться в Москву, потому что туда перебрался императорский двор того самого сына царевича Алексея, императора Петра II. Ещё спустя год он вышел в отставку по старости лет, до которой вообще очень редко кто доживал. Видимо, какие-то гены долголетия были у Александра, и они впредь переходили каждому его потомку, без исключения. А в конце 1730 г. наконец-то был отменён указ о единонаследии, и каждый сын, как и раньше, вновь наследовал хоть что-то от своего отца. Это хоть как-то укрепило моральное состояние Александра, но не более того – в возрасте 62 лет он скончался в своём имении.

Конец ознакомительного фрагмента.