— Нам сказали, что тебя прилично посекло во время взрыва осколками, и от болевого шока ты впал в кому, — продолжил просвещать друга Виктор. — В какую больницу айболиты тебя упрятали, нам не сообщили… Я думал: ты до сих пор там под капельницами матрас плющишь. И, прикинь, как удивился, увидав тебя сегодня в институтском дворе, вылезающим из навороченной тачки… Ты, Серег, кстати, когда так лихо гонять-то научился?

— Да не помню я, — раздраженно отмахнулся Сергей.

— Но точка такая тучу ж бабла стоит?..

— Мне, типа, компенсировали физический и моральный ущерб.

— Государство?

— Угу.

— Повезло, блин.

— Ага, тебе б такое везенье, — фыркнул Сергей.

— А шмотье такое стильное когда полюбить успел? — ухмыльнулся Алик. — Или тоже забыл?

— А чем плох мой прикид? — искренне удивился Капустин, с удовольствием погладив гладкий шелк цветастой рубашки, в облипку сидящей на теле и подчеркивающей рельефность его мускулистых рук, ширину впечатляющих для восемнадцатилетнего юнца плеч и спины, и тонкую, как у танцора, талию. — По-моему, одежда смотрится на мне красиво. Разве нет?

— Да хрен с ними, со шмотками, — махнул рукой искренне переживающий за друга Витька. — И, что лысый, как коленка, пофиг. Но эти розовые ногти, Серег…

— Цвета фуксии, — поправил Капустин.

— Да пофиг! Ты ж с ними, как девка. И сережка эта еще в ухе, со стекляшкой.

— Понимал бы че… Это бриллиант, между прочим, чистой воды. Двенадцать косарей стоит. И ни разу не рублей, а евро.

— Охренеть!

— Завидуй молча…

За разговором тройка студентов незаметно дошагала до нужного шестого этажа и, свернув в сторону шестьсот семнадцатой аудитории (где первой парой по расписанию сегодня ожидалась лекция по Графическим информационным системам), двинулась дальше по коридору.

Они почти добрались до своей аудитории, когда в темном угловом закутке свернувшего почти под прямым углом коридора за нагромождением старой мебели Сергей заметил подозрительное шевеление.

— Серый, не лезь к ним, — схватил друга за плечо Виктор.

— Согласен, паршивая идея, — поддержал товарища и Алик. — Это Марата отморозки, что травой на районе барыжит, с ними связываться — себе дороже.

Но раздавшийся из закутка сдавленный женский всхлип тут же разом свел на нет все старания одногруппников удержать на месте Капустина…

— Слышь, овца! Мы че, шавки подзаборные, по всему городу тебя вынюхивать?! — грозным шепотом запугивал прижатую в углу к стене девчонку плечистый амбал в камуфляже.

Второй отморозок, тоже в армейской одежде и высоких берцах, цапнув правой рукой бедняжку за роскошные черные, как сажа, волосы, левой заткнул девушке рот.

— Настало время расплаты, сука! — продолжал меж тем нагнетать переговорщик. — Твоя штука долга за неделю удвоилась. Короче, гони две штуки баксов… Че-че ты там вякаешь, сука? Не вздумай заорать, а то пальцы на руке переломаем. Кивни, если поняла… Ладно, пусти ее, Крест.

— Парни, я не при делах совсем, — зачастила до полусмерти перепуганная девушка. — Я той травы, за которую с меня бабло трясете, в глаза не видела…

— Не свисти, овца. Цыган сказал, что отгрузил тебя по полной.

— Врет он! Ничего я у него не бр… — удар по печени оборвал девчонку на полуслове.

— Те ж сказано было, сука, голос не повышать!.. Крест, сломай ей мизинец.

— Нет, нет, не надо, пожалуйста, — горячо зашептала несчастная.

— Ладно — че мы звери, в натуре? — простим на первый раз, — осклабился амбал-переговорщик. — Не тронем твой мизинчик, красотуля. И тебя, вообще, ни разу больше не побеспокоим. Если, разумеется, сполна расплатишься с нами прямо сейчас.

— Да где ж я вам две тысячи долларов-то возьму? Ребята, милые…

— Порядок знаешь, — презрительно поморщился переговорщик. — Нет бабок — отработаешь натурой. Прям ща поедешь с нами на точку, и часика через четыре со всеми долгами там сполна рассчитаешься.

— А можа и на новые цацки се до кучи набатрачишь, — прохрипел в ухо сломленной жертве жестокий Крест, по-хозяйски облапав свободной рукой попу зарыдавшей девушки.

— И смотри, овца, без глупостей! — снова насел на бедняжку переговорщик. — Если попытаешься по дороге свалить, зуб даю: все пальцы переломаем, когда поймаем…

— Это кому ты пальцы там собрался ломать, утырок? — раздался вдруг сзади молодой уверенный голос.

— Какого… — отточенным до автоматизма на тренировках в зале молниеносным ударом с разворота амбал-переговорщик рассчитывал отправить выскочку-студента в глубокий аут, но попасть по бывшему исчадью, привыкшему штабелями укладывать неуловимых для простого обывателя царусов, у него, разумеется, не вышло.

Посмевший вмешаться в их воспитательную беседу с проштрафившейся девчонкой студент вдруг оказался вплотную к развернувшемуся из-за промаха амбалу, и от его жесточайшей тройной ответки одновременно по горлу, солнечному сплетению и паху захрипевший переговорщик тут же, как подрубленное дерево, завалился на пол.