Звуки ритмично-навязчивой музыки ворвались в утро резким диссонансом.

Видавший виды «фольксваген» ехал по до, роге по периметру поселка, переваливаясь на ухабах; из люка наверху торчал жилистый парниша; в левой руке он держал початую бутылку вина, правой ритмично похлопывал по крыше авто ладонью и что-то выкрикивал в такт музыке.

Данилов двинулся за «фольксвагеном» по наитию. Хотя – что удивительного, если в дачном поселке молодежь под утро догуливает бурную ночь?.. Но что-то показалось Олегу в этой сцене неестественным: то ли несоответствие музыкального сопровождения «для старшего дебильного возраста» натренированной фигуре бойца-рукопашника на крыше, давно миновавшего двадцатилетие, то ли настороженность тонированных вглухую стекол, то ли незаметная глазу, но чутко улавливаемая подсознанием волна настороженного внимания, исходившая от машины и людей в ней... Обо всем этом Данилов не думал: он просто ощутил чуткий ветерок пустоты, левая рука сама собою повернула руль, а правая – сбросила флажок предохранителя на оружии.

Автомобиль медленно шел впереди метрах в тридцати. Олег ехал следом, то приближаясь до двадцати пяти, то чуть отставая, имитируя стиль вождения пенсионера-дачника: автомобиль чуть не на карачках переползал любую выбоину или ямку.

«Фольксваген» неожиданно стал. Парень на крыше развязно жестикулировал и выкрикивал что-то, обращаясь к кому-то в окнах дачного домика. Нашел знакомых?

Или – в «фольксе» просто ждали, когда Данилов проедет мимо?

Автомобиль Олега, неспешно переваливаясь на ухабах, приближался. Пустота в голове сделалась абсолютной; теперь Олег ощущал окружающее всем существом, готовый отреагировать не на действие даже, но на намерение действия. При этом в его поведении ничто не изменилось и «жигуленок», утробно урча, осторожно переползал очередную выбоину...

Все дальнейшее произошло в одно мгновение. До машины оставалось не более пятнадцати метров; дверца домика растворилась, из нее показались двое девочек-подростков, следом третья... То, что это Даша, мозг просто констатировал: никаких эмоциональных вспышек: ни радости, ни отчаяния: чтобы позволить себе отчаяние или радость, нужно сначала выжить.

В бою работают врожденные и натренированные инстинкты, а мозг, минуя все логические цепочки и все закоулки сознания, сам выстраивает стиль поведения, который и является стилем боя. Здесь одна цель: выполнить боевую задачу. И другая: выжить. Цели взаимосвязаны: чтобы выполнить боевую задачу, нужно выжить.

Русоволосая девчонка что-то говорила парню на крыше машины, он что-то отвечал. Стекло напротив водителя поползло вниз.

В зеркальце заднего вида Олег увидел силуэт еще одного автомобиля. Он приближался.

Дверца в первой машине распахнулась. Человек вылез, прижимая к боку пистолет. Стрелять будет от живота, «плоским» пистолетом. Расстояние до девчонок – метров восемь-десять. Промахнуться невозможно.

Правой рукой Олег перекинул рычаг переключения передач, дал газ. Разбег.

Взгорок. «Жигуленок» взлетел на нем, как на трамплине, и устремился болидом в бок «фольксвагену». Водитель-стрелок успел вывернуть пистолет и выстрелить.

Пуля попала в радиатор. «Жигуленок» впечатался в левый борт «фолькса», вминая в него стрелка. «Фольксваген» развернуло, автомобиль Данилова тоже – он замер поперек дороги.

Серая «Волга» приближалась на скорости. С левой стороны показалась рука с зажатым в ней «узи» с длинным хоботом глушителя. Стрелок «давил на психику»: пули веером прошли на полметра выше автомобиля и только потом зацокали по стеклам. Олег выпал из дверцы, покатился по пыльной грунтовке и открыл массированный огонь из двух пистолетов по приближающейся «Волге». Девчонки, запнувшиеся на миг, ринулись обратно в домик и скрылись за дверью.

Накатывавший автомобиль тяжело осел на пробитых передних скатах, прокатился по инерции метров семь и замер, уныло уткнувшись радиатором в дорогу. Оттуда никто не вышел: тонированное лобовое стекло было покрыто в десяти местах аккуратными дырочками пробоин; от них ветвились многочисленные паутинки трещинок, сделавшие стекло абсолютно невзрачным.

Олег вскочил на ноги, развернулся к «фольксу», открыл дверцу. «Рельефный» сидел привалившись к косяку дверцы. Достала веерная пуля «товарищей».

Данилов подбежал к «Волге», распахнул дверцу. Двое застыли переднем сиденье разбитыми манекенами. Данилов жестко свел губы: каждый жизнь выбирает сам. Или – жить, решать, действовать, или – быть исполнителем чужой воли, марионеткой. Если жизнь кукольна, то и смерть – беспамятна и бесславна. Аминь.

Данилов подхватил из машины мудреный аппарат спецсвязи, захлопнул дверцу, отошел на метр от машины, выстрелом из «тишака» пробил бензобак: прозрачная пряно пахнущая струйка потекла на коричневый суглинок дороги, утрамбованный до плотности асфальта. Развернулся и побежал к двери дачного домика.

Дверь оказалась заперта на защелку, Олег выбил ее ударом ноги и кувыркнулся внутрь.

Черенок лопаты с маху рассек воздух над головой, и Штык вгрызся в трухлявую притолоку. Олег выбил лопату из руки девушки, саму ее взял за шиворот и тычком отправил в комнату. Легко отмахнулся от другой, повисшей у него на руке и по-кошачьи пытавшейся прокусить куртку: девчонки не успели сообразить, что происходит, и приняли Данилова за одного из нападавших.

Даша стояла в проеме двери и смотрела на Олега во все глаза. Она словно старалась сопоставить образ этого жесткого человека с тем, что был в ее памяти – или воображении, – и никак не могла узнать. Разлепила губы, спросила неуверенно: